|
А кто провел вас? — Господин де Муи… Я ведь говорил вам, что гугеноты тоже немало значат при дворе… Что ж, повидались вы с герцогом де Гизом? — Еще нет… А вы получили аудиенцию у короля Наваррского? — Нет, но скоро получу. Меня привели сюда и попросили подождать. — Вот увидите: нас ждет роскошный ужин, и на этом пиршестве мы окажемся рядом. А случай и в самом деле странный! В течение двух часов судьба все время сводит нас… Но что с вами? Вы как будто чем-то озабочены? — Кто, я? – вздрогнув, спросил Ла Моль, все еще словно завороженный видением, представшим передним. – Нет, я не озабочен, но самое место, где мы находимся, вызывает у меня целый рой мыслей. — Философических размышлений, не так ли? И у меня тоже. Как раз когда вы вошли, мне вспомнились уроки моего наставника. Граф, вы читали Плутарха? — Еще бы! – с улыбкой отвечал Ла Моль. – Это один из самых любимых моих авторов. — Так вот, – серьезно продолжал Коконнас, – по-моему, этот великий человек не ошибся, сравнивая наши природные способности с ослепительно яркими, но увядающими цветами и видя в добродетели растение бальзамическое, с невыдыхающимся ароматом и представляющее собой лучшее лекарство от ран. — А разве вы знаете греческий, господин де Коконнас? – спросил Ла Моль, пристально глядя на собеседника. — Я-то не знаю, но мой наставник знал и усиленно советовал мне побольше рассуждать о добродетели, если я буду при дворе. Это, говаривал он, производит прекрасное впечатление. Так что, предупреждаю вас, – по этой части я собаку съел. Кстати, вы не проголодались? — Нет. — А мне казалось, что в «Путеводной звезде» вас очень соблазняла курица на вертеле. Ну, а я умираю с голоду. — Вот вам, господин де Коконнас, отличный случай применить к делу ваши доводы в защиту добродетели и доказать преклонение перед Плутархом, ибо этот великий писатель говорит в одном месте: «Полезно упражнять душу горем, а желудок – голодом» – Рrероn esti ten men psuchen odune, ton de gastera limo askeyn». — Вот как! Вы, стало быть, знаете греческий? – с изумлением воскликнул Коконнас. — Честное слово, знаю! – ответил Ла Моль. – Меня мой наставник выучил. — Черт побери! Ваша карьера обеспечена, граф: с королем Карлом вы будете сочинять стихи, а с королевой Маргаритой говорить по-гречески. — Не считая того, что я могу говорить по-гасконски с королем Наваррским, – со смехом добавил Ла Моль. В эту минуту в конце галереи, ведущей к покоям короля, отворилась дверь, раздались шаги, и из темноты стала приближаться тень. Тень приняла очертания человеческого тела, а тело принадлежало командиру стражи – господину Бэму. Он посмотрел в упор на молодых людей, чтобы узнать своего, и жестом пригласил Коконнаса следовать за собой. Коконнас помахал Ла Молю рукой. Бэм провел Коконнаса до конца галереи, отворил дверь, и они очутились на верхней ступеньке лестницы. Тут Бэм остановился, огляделся и спросил: — Каспатин де Гогоннас, фы где шивет? — В гостинице «Путеводная звезда», на улице Арбр-сек. — Карошо, карошо! Эта два шаг от сдесь.., идить скоро-скоро фаш гостиниц. Ф этот ночь… Он снова огляделся. — Так что же в эту ночь? – спросил Коконнас. — Так ф этот ночь, – ответил он шепотом, – фы ходить сюда с белый крест на фаш шляпа. |
