Она прислонилась к перилам лестницы, явно довольная возможностью прилюдно отчитать строптивую невестку.

— Молодым женщинам нельзя разгуливать по городу в темноте. Ты вообще давным-давно уже должна была вернуться домой.

Я выразительно посмотрела на нее, но ничего не сказала.

— Прости меня, — шепнул мне Дэниел. — Давай поговорим. Не надо так убиваться, Ханна.

Взглянув на него, я поняла, что заставила его сильно поволноваться.

— С тобой ничего не случилось? — спросил отец.

— Разумеется, ничего. А что со мной могло случиться?

Дэниел повесил плащ обратно на вешалку.

— И ты еще говоришь: «Разумеется, ничего»! Кале — это тебе не дворцовые коридоры. В городе полно сумасбродных солдат, пьяных матросов, да и вообще всякого отребья. В женском платье ты уже не сойдешь за мальчишку. Здесь бесполезно кричать, что ты находишься под защитой королевы. Ты даже не представляешь, в какую беду могла попасть.

Я выпуталась из его объятий и плюхнулась на табурет.

— Уж если я осталась жива после бегства из Испании и скитаний по Европе, вечерним Кале меня не испугаешь.

— Ханна, ты все время забываешь, что ты выросла, — мягко напомнил мне отец. — Понимаю, ты привыкла быть девчонкой-сорванцом. Ты слишком долго носила мальчишескую одежду. Но те времена прошли. Привыкай быть женщиной. Женщинам по вечерам непозволительно выходить из дому одним.

— Им вообще непозволительно ходить по городу одним. Разве что на рынок или в церковь, — с жаром добавила миссис Карпентер.

— Тихо, — мягко, но властно осадил ее Дэниел. — Главное, что Ханна благополучно вернулась домой. Но я уверен, что она проголодалась. Мама, что у тебя есть ей на ужин?

— Ничего, — со злорадством ответила миссис Карпентер. — Весь суп, что оставался, ты съел.

— Откуда же я знал, что у нас больше ничего нет? — огорчился Дэниел. — Почему ты не оставила еды для Ханны?

— А почем я знала, когда она соизволит вернуться домой? — не собираясь сдаваться, спросила миссис Карпентер. — Может, она и есть не хочет. Покормилась где-нибудь.

— Идем, — схватил меня за руку Дэниел.

— Куда? — спросила я, с неохотой поднимаясь на ноги.

— Сходим в таверну. Там ты поужинаешь.

— Я могла бы найти ей ломоть хлеба и кусок говядины, — заявила миссис Карпентер, которой совсем не нравилось, что мы уйдем вдвоем и она не услышит наших разговоров.

— Это не еда, — возразил Дэниел. — Ханне нужна горячая пища, а мне — кружка эля.

— Когда вернешься? — спросила уязвленная свекровь, будто меня уже не существовало.

— Мы вернемся… когда вернемся, — ответил Дэниел, упирая на слово «мы». — Ложись спать, не жди нас.

Он накинул мне на плечи свой плащ и увел на улицу, пока его мать не спохватилась и не заявила, что пойдет с нами, и пока его сестры не сказали каких-нибудь колкостей насчет того, как в Кале принято одеваться для вечерних выходов.

Идти было недалеко. Ближайшая таверна находилась в конце Лондон-стрит. Она состояла из двух залов: первый предназначался для желающих побыстрее выпить, а второй — для тех, кто хотел поесть и спокойно побеседовать. Дэниел заказал бульон с хлебом, жареное мясо и две большие кружки некрепкого эля. Мы уселись на стулья с высокими спинками. За все время моей жизни в Кале это был первый вечер, когда мы с Дэниелом могли спокойно сидеть и разговаривать, не опасаясь любопытных ушей.

— Ханна, я перед тобой очень виноват, — сказал он, едва подавальщица принесла нам эль и ушла.