— Спасибо за кофе, — сказал Хокинс, встал и задвинул стул под стол.

— Извините, что растворимый.

— Ну, все же получше, чем в тюряге, а? — спросил Хокинс и снова ухмыльнулся. Затем он повернулся и ушел.

У почтовых ящиков внизу Алекс проверил, в какой квартире живет Джессика Ноулз. Квартира 5С. Всего двумя этажами ниже, очень удобно. Он подумал, не пойти ли наверх, не свалиться ли неожиданно ей на голову — привет, я на минутку, просто чтобы проведать вас. Может, он застанет ее в ночной рубашке или в чем там еще. Он посмотрел на часы. Двенадцать двадцать. Может, стоит попробовать. После Китти он чувствовал себя паршиво. Он не понимал почему, черт, она же сделала бы все, чего он ни попросил бы, это же ее работа, он просто не попытался. Но какого черта она стала ему это рассказывать? Постучать в дверь — привет, Джессика, тебе что-нибудь купить в магазине? Нет, лучше уж подождать до завтрашнего вечера. Он не хотел давить на нее. Хладнокровно и просто. Спокойствие, милый. Эта чертова Китти…

У него в кармане было семнадцать тысяч долларов наличными, и он сначала отправился в «Кемикл-банк» на углу Бродвея и Девяносто первой. Там он положил пять тысяч на свой сберегательный счет. Затем взял такси до угла Бродвея и Семьдесят третьей, где положил еще пять тысяч в «Чейз Манхэттен» на текущий счет. Третий банк был на углу Пятьдесят девятой и Лексингтон-авеню, «Драй Док». Он положил пять с половиной тысяч на свой третий сберегательный счет, оставив себе полторы тысячи наличными. Он должен дать Томми пятьсот долларов или около того, и тысяча останется на расходы.

Когда он делал вклады, мерзкое чувство, преследовавшее его после встречи с Китти, почти ушло. Он просто не мог ее понять. Сначала попасть в такую заваруху с этими двумя макаронниками, а затем поддаться им, когда ей нужно было схватить со стола нож для бумаги и всадить его кому-нибудь в глаз, сражаться за себя так, как он однажды дрался в Синг-Синге, когда пожизненник наехал на него. Ты должен им показать. Если нет — тебя затопчут. Да черт с ней. Он сейчас хотел только вернуть себе две тысячи. И она очень пожалеет, если не отдаст их.

Томми Палумбо жил в центре на Малберри-стрит, в Маленькой Италии. Жил с отцом и матерью, но днем никого из них дома не бывало, поскольку они держали бакалейную лавку на Мотт-стрит. Томми сидел на крылечке с парой других ребят, когда на такси подъехал Алекс. Они все повернулись посмотреть, кто бы это мог быть.

Томми узнал его сразу и бросился навстречу. Ему было двадцать два, но он был небольшого роста и хрупкий, потому смотрелся на семнадцать. Он был в дангери, белой футболке и легкой голубой поплиновой ветровке. Еще на нем были высокие спортивные туфли. Выглядел он как тинэйджер, собирающийся поиграть в бейсбол.

— Эй, парень, — сказал он и протянул руку. Алекс пожал ее, потом заплатил таксисту и дал ему на чай.

— Твои старики дома? — спросил он.

— Нет, — ответил Томми. — В магазине.

— Тогда, может, зайдем внутрь?

— Конечно, — ответил Томми. — Я все равно собирался тебе кое-что показать.

Они прошли мимо ребят на лестнице, которые смотрели на Алекса так, словно он был легавый. В коридоре было пусто, пахло антисептиком — в Маленькой Италии в домах никогда не воняет мочой, как в Гарлеме. Они поднялись на третий этаж, и Томми открыл квартиру своим ключом. Они сели в гостиной. У противоположной стены стоял диван, а над ним висело распятие. Над головой Иисуса была прибита надпись «INRI».

— Что значит эта надпись — «INRI»? — спросил Алекс.