Пары ссорятся. Бранятся. Большинство не доходят до кулаков и кинжалов…
– Большинство не начинают с обмана или похищения, – оборвала я.
– Правда, это привело к кинжалам и кулакам, но люди, которые влюблены в такой степени, чтобы жениться, – те, которых окружающие начинают считать парой еще до того, как они сами это поймут, – никогда не действуют как один человек, как одна личность и одна воля. Они бранятся. Они спорят. Они не соглашаются. Они мирятся. Они разговаривают. Они приходят к согласию. Но идеальными они никогда не бывают.
– Ты хочешь сказать, что мы должны браниться и мириться? – спросила я, потому что никто, глядя на нас, на то, как мы себя ведем друг с другом, не решит, что мы безумно влюблены. Скорее подумает, что мы сумасшедшие.
– Я хочу сказать, что не существует единой манеры поведения в отношениях. Нет учебника, где написано, что нужно делать и как себя вести, за исключением угроз кинжалом. Я беру обратно свою шутку насчет неэффективности.
– Хвала богам.
– Я просто хочу убедиться, что ты это поняла, поэтому, когда ты будешь свободна и если решишь уехать…
– Если? Ты имел в виду, когда я уеду?
– Да. Прошу прощения, – поправил он. – Когда ты уедешь, и отправишься в мир, и найдешь себе партнера, который никогда не обманывал…
– И не похищал меня?
– …и не похищал тебя, не будет необходимости пускать в ход кинжал или кулаки. Будут только поцелуи и обещания быть вместе до последнего дыхания и даже после смерти. Вот чего ты заслуживаешь от того, кого выберешь.
Я не знаю, как это расценивать – то, как он говорит о том, что я… что я полюблю кого-то другого… полюблю кого-то по-настоящему. В животе разлилась кислота.
– Дело в том, что ты ничего не испортишь, если будешь злиться, – сказал он. – Ты не сделаешь ничего неправильного. Все пары разные. Некоторые шепчут друг другу на ухо ласковые слова. Другие изводят друг друга, им нравится быть тиграми в игре в кошки-мышки. Мы как раз такие. Или кажемся такими окружающим. Это будет нетрудно при той страсти, что существует между нами, и если ты попытаешься солгать и сказать, будто ее нет, просто знай – это спровоцирует меня доказать, что я прав.
Мне меньше всего было нужно, чтобы он доказывал свою правоту. Страсть между нами существует, правильно это или нет, и нам пришлось бы гораздо труднее, если бы мы физически не могли выносить прикосновения друг друга.
И в его словах слишком много смысла. Не в чепухе насчет того, мы оба хотим быть кошкой в игре в кошки-мышки – в этом смысла нет ни капли. Но меня заинтересовали слова о том, что не существует ни учебника, ни руководства, как действовать. Это замечание настолько разумно, что, наверное, мне следовало об этом знать.
– Возможно, ты считаешь меня глупой из-за того, что я не знаю…
– Я не считаю тебя глупой. Никогда не считал… хотя нет. Я счел тебя довольно глупой, когда ты попыталась сбежать.
Я закатила глаза.
– Ты никогда не состояла в отношениях, и рядом с тобой было мало нормальных пар, так что я понимаю, почему ты не знаешь, как себя вести. И не сказать, что это обычная ситуация.
Мне стало чуть легче, и я немного расслабилась.
– А ты состоял в отношениях. Ты говорил, что был когда-то влюблен.
– Был.
Следя за снегом, соскальзывающим с ветвей, я думала о дочери Аластира. Ши. Такое красивое имя. Может, раз Кастил раньше делился со мной чем-то, он пожелает рассказать о ней?
– Что… что с ней случилось?
Его пальцы застыли, и он надолго замолчал. |