.. Все
формальности уже закончены. Нет, там нет никаких пассажиров. Как вам
нравится этот коньяк? Его привезла французская шхуна с месяц назад, целых
две шлюпки с коньяком. Пари держу, что наша знаменитая республика не
получила за него ни реала пошлины. Но вы не желаете пить? Тогда выйдем на
улицу и посидим в холодке. Не часто нам, изгнанникам, случается беседовать с
людьми из внешнего мира.
Доктор вынес на улицу еще один стул, поставил его рядом со своим и
усадил нового знакомого.
- Вы человек бывалый, - сказал он. - Вы много путешествовали, много
видели. Ваше суждение в вопросах этики, а также в вопросах чести, права и
профессионального долга имеет значительный вес. Я был бы рад, если бы вы
позволили мне рассказать один случай, который в летописях современной
медицины является небывалым событием. Лет девять назад, когда я занимался
практикой в моем родном городе, меня пригласили к больному, у которого была
контузия черепа. Осколок кости нажимает на мозг - таков был мой диагноз.
Хирургическая операция, называемая трепанацией черепа, была неизбежна. Но
так как пациент был джентльменом богатым и уважаемым в городе, я счел
необходимым пригласить на консилиум - Смит вскочил с места и с видом нежной
мольбы положил руку на плечо собеседнику.
- Вот что, док! - сказал он торжественным тоном. - Дело это очень
интересное, и мне будет жаль не дослушать до конца. Я уже по началу
чувствую, что дальше будет нечто замечательное, и я намерен изложить всю
историю, если позволите, на ближайшем медицинском конгрессе. Но у меня
срочные дела. Я живо управлюсь с ними и опять приду к вам вечерком. И вы
доскажете мне всю эту историю. Ладно?
- Конечно, конечно, - сказал доктор. - Идите раньше по своим делам,
кончайте их и приходите сюда. Я подожду. Дело в том, что на консилиуме один
из самых выдающихся врачей утверждал, будто у больного в мозгу сгустки
крови, другой говорил, что нарыв, но я...
- Что вы делаете? Зачем вы рассказываете? Этак вы испортите всю вашу
историю. Подождите, пока я вернусь. Тогда вы размотаете всю эту повесть
медленно, как нитку с катушки.
Горы подняли свои мускулистые плечи, чтобы коням Аполлона промчаться по
ним на покой, день умер и в лагунах, и в тенистых банановых рощах, и в
болотах, заросших тропической зеленью, откуда выползли синие крабы для
ночных прогулок по земле. И, наконец, он умер на высочайших вершинах. Потом
- краткие сумерки, эфемерные, как полет мотылька, и вот верхнее око Южного
Креста выглянуло из-за пальмовой аллеи, и огромные светляки возвещают своими
факелами тихое пришествие ночи.
В море "Карлсефин" качался на якоре. Казалось, что его огни пронзают
воду своими дрожащими копьями до неизмеримых глубин. |