Один из очень немногих — кроме него фон Шиф, пожалуй, могла назвать лишь одного такого же. Своего брата Эрвина.
— Скажите, господин Кальмари, что вы вчера имели в виду, когда отругали нас с фрейлейн фон Фалькенхорст? — выпалила Мафальда.
— Отругал? — удивленно переспросил доктор, и его собеседница сообразила, что, возможно, для него вчерашний разговор в трапезной вовсе не был выволочкой. С монахами, помогающими ему в время операций, он обычно разговаривал еще резче.
— Вы были суровы к девочке, — сказала фон Шиф, пытаясь понять, как ей теперь повести разговор с доктором, чтобы выпытать из него еще хоть какую-то информацию которая (как знать?) могла ей и пригодиться в дальнейшем. — Она всего лишь хочет помочь раненым.
— Вы тоже, — ответил Кальмари с невозмутимым видом. — И я. И госпожа гроссгерцогиня. Но это вовсе не значит, что всем нам непременно надобно себя угробить. Вот подумайте только, просто представьте — привозят к нам раненного гренадера, такого знаете ли, здоровяка. Что будет, если вы потащите его в операционную сама, в одиночку? Грыжа в лучшем случае, а то, не дай Бог, и помрете. Так и она — тратит силы на всех подряд, не жалея себя надрывается, осунулась вся, отощала — того гляди преставится.
«А ведь он прав, девочка действительно очень похудела», — подумала фон Шиф.
— Ладно бы она еще ела как не в себя — хотя я не уверен, что нервические силы, потребные для магии, этим достойно восстанавливаются, — так и этого ничуть не бывало. Нет, определенно, на несколько дней ее необходимо отстранить от раненых и потом допускать лишь до самых тяжелых, дабы под присмотром опытного хирурга боль им унимала. Но и только! Нынче же поговорю про это с Ее Светлейшим Сиятельством.
В этот момент они как раз дошли до одной из хозяйственных пристроек, где, как помнила фон Шиф, должна была находиться Розалинда. С тех пор, как стало ясно, что в больничных палатах от нее мало толку, вторая фрейлина занималась учетом бинтов и медикаментов, и по всей видимости, Кальмари как раз шел к ней за какими-нибудь лекарствами. Теперь же он остановился в паре шагов от двери, явно не желая, чтобы этот его разговор с Мафальдой слышал кто-нибудь еще.
— А почему вы недовольны, что я все узнала о Белинде? — продолжила расспросы фрейлина. — Чем ее дар может мне повредить, ведь он же не опасен!
— Любое лекарство может быть опасным — если неправильно рассчитать дозу, оно превращается в яд, — сказал медик с мрачным видом.
— Понимаю вас, — кивнула фон Шиф. — У Белинды еще мало опыта, и она может перестараться, когда помогает больным?
— Возможно, — согласился ее собеседник. — Мы не знаем точно, как именно действуют эти ее способности. Говорят, что обладающий ими человек не может причинить никому вреда, но полной уверенности у в этом нет. Навредить можно и случайно, и с лучшими намерениями. Вот представьте себе, синьора, что эта девушка полностью снимет боль пациенту, у которого еще не до конца зажили раны. Скажете, это хорошо?
— Что же в этом плохого?
— А вы подумайте. Этот человек не чувствует боли, ощущает себя так, словно он здоров, и в какой-то момент забывает, что ему надо шевелиться очень осторожно, и резко поворачивается. Швы расходятся, и все приходится начинать сначала. А если он резко повернется во сне, то может вообще ничего не заметить, потерять много крови… Мне продолжать?
— Нет, я вас поняла, — замотала головой фрейлина. — Это и правда может быть опасно. Но можно же объяснить Белинде, что так делать не стоит!
— Не только можно, но и нужно — возможно она даже станет первой в истории женщиной-врачом. |