Обманутый в лучших ожиданиях Нойнер, ни сном ни духом не ведающий о драгунах, бросился в преследование, ругательски ругая «трусливых гвардейцев» и размахивая палашом. Часть его эскапады достигла ушей фон Лёве, заставив того морщиться и скрежетать зубами, но урон гвардейскому гонору был самым значительным успехом, которого удалось достигнуть в этот день померанцам, до самого заката гонявших «Серых соколов» и аурумштадцев по полям, но так настигнуть их и не сумевшим.

Уже поздно ночью, после долгих блужданий, фон Лёве добрался до Кляйнеегерсдорфа, где солдатами и офицерами была устроена пирушка, на коей было выпито все трофейное вино и съеден захваченный фураж. Написанный под это дело фон Лёве и Кнаубе рапорт на имя фельдмаршала являл собой такой образчик образности и изощренности эпитетов в адрес врага, что знаменитое письмо казаков Бизанциумскому шахиншаху на его фоне казалось образцом изящной словесности.

* * *

— Что это было? — ахнул кто-то рядом с фон Эльке.

— Реутов убит. — скрипнул зубами генерал. — Его фамильное заклятие.

Тот чудовищной силы взрыв, что разметал и атаковавших, и оборонявшихся, никакой взрывчаткой устроить было невозможно — в этом Эрвин был абсолютно уверен.

Немногие уцелевшие в центре бранденбуржцы с трудом приходили в себя, а померанская пехота, полностью деморализованная гибелью казалось уже взявших верх передовых баталий, спешно отступала. Остатки ведомых генералом мушкетеров, до того отбившихся от подходивших одна за другой потрепанных баталий фон Рейна, заняли остатки позиций, среди изувеченных и обожженных колдовским взрывом тел, и дали залп в сторону отходившего неприятеля, сигнализируя тому, что войска герцога Максимиллиана все еще готовы обороняться.

Генерал бросил быстрый взгляд на левый фланг, где дела также шли достаточно неважнецки. Солдаты Радека потеряли уже порядка половины от первоначального своего числа, и медленно пятились назад перед превосходящими силами неприятеля.

Впрочем, едва только померанцы на фланге заметили отступление в центре, как тут же сбавили напор, а потом и вовсе встали на месте, не видя смысла умирать в этот день. День, который уже фактически закончился — солнце уже выглядывало из-за горизонта одним только краешком, а сумерки стремительно сгущались.

Со стороны поместья Айс-Шнее тоже продолжала доноситься мушкетная трескотня, в которую время от времени вплетались звуки орудийных выстрелов. С одной стороны, это сигнализировало о том, что Захуэр и фон Штоц все еще не сломлены и продолжают сопротивляться, с другой указывало на то, что фон Рейну удалось подтащить к очагу бранденбурской обороны полевую артиллерию. А может и конную — этого генерал не знал, но искренне надеялся, что померанцам ничего серьезнее шестифунтовок под стены особняка выдвинуть не удалось, поскольку прийти на подмогу гибнущим товарищам он не мог никоим образом.

Впрочем, с наступившей темнотой звуки боя прекратились и там, оставляя Эрвину лишь надеяться, что померанцы прекратили бесплодные попытки атаковать, а не взяли верх.

Бригадный генерал проводил взглядом капрала Куртца, который ковылял в сторону лазарета, оперевшись на плечо молоденького солдатика — того самого, что интересовался фамильным заклинанием Кабюшо, — и стремительным шагом двинулся в сторону импровизированного штаба, где уже собрались все уцелевшие командиры. Не так уж и много их осталось, тех, кто был на ногах.