— Нет, ну каков негодяй! Заставлять слабую женщину весь вечер страдать в одиночестве! — возмущалась Эвелина по дороге туда. Шедшая рядом госпожа фон Шиф благоразумно помалкивала.

Но в покоях герцогини разговор снова вернулся к поездке в госпиталь, и фрейлина окончательно уверилась, что ее госпожа уже не откажется от своей затеи. Теперь, пожалуй, даже если бы Мафальда захотела ее от этого отговорить, у нее вряд ли бы это получилось. Впрочем, этого фрейлина и не хотела. Убедившись, что ее взбалмошная госпожа настроена серьезно, фон Шиф даже обрадовалась. В госпитале она могла бы многое узнать об Эрвине, и упускать такой шанс было нельзя. Причем собирать информацию там нужно было очень быстро: Мафальда не сомневалась, что энтузиазма Эвелины хватит ненадолго и что вскоре она захочет вернуться в свою обычную комфортную жизнь. Хорошо еще, если она в первый же день не передумает, насмотревшись на окровавленные бинты и прочие ужасы!

Но пока гроссгерцогиня рвалась в военный госпиталь, и ее любимой фрейлине нужно было только поддерживать ее в этом. Чем она и занималась оставшуюся часть вечера и все следующее утро, пока горничные Эвелины заканчивали собирать вещи. Особых усилий Мафальде для этого прикладывать не пришлось: герцогиня и сама думала только о предстоящих медицинских подвигах и даже жалела, что перед тем, как ехать в госпиталь, ей придется провести несколько дней в городской резиденции.

— Как же все-таки тяжело нам, людям из высшего общества! — жаловалась она фрейлинам, когда они уже ехали в ее просторной карете по лесу. — В нашей жизни столько глупых условностей!.. Были бы мы с вами простыми женщинами — могли бы ехать спасать раненных уже сейчас. Без остановок в городе, без всех этих приемов, визитов…

Фрейлины согласно кивали и поддакивали, радуясь про себя, что «глупые условности» позволят им еще некоторое время пожить спокойной и приятной жизнью. Мафальда искоса поглядывала на их кислые лица и гадала про себя, кто из них не поедет в госпиталь под каким-нибудь благовидным предлогом. Любимица Эвелины подозревала, что об этом подумывали почти все ее «коллеги». Но вот у кого из них хватит решимости и хитрости, чтобы избежать неприятного дела? Розалинда наверняка сумеет придумать уважительную причину, чтобы остаться в городе, но станет ли она это делать или предпочтет помогать герцогине в госпитале, чтобы та стала относиться к ней еще лучше?

В таких размышлениях фон Шиф провела почти всю дорогу — лишь время от времени она возвращалась в реальность, чтобы подбодрить свою госпожу и напомнить ей, что в городе она сможет устроить большой прием, на котором все приглашенные узнают о задуманном ею деле. Мысль о приеме привела в хорошее настроение и остальных фрейлин. Под конец пути в карете уже царило обычное в их компании оживление: и Эвелина, и все ее окружение обсуждали наряды, в которых они будут рассказывать о предстоящих им делах городской аристократии.

В этих разговорах прошел и остаток дня после прибытия в зимнюю резиденцию гроссгерцога: пока слуги, не ожидавшие, что хозяйка замка вернется так рано, носились по коридорам и комнатам, торопливо наводя в них порядок, герцогиня с фрейлинами расположились в одном из бальных залов. Оттуда их через некоторое время позвали в обеденный зал, а из него усталые дамы вскоре разошлись по спальням. В плохо протопленных комнатах было довольно холодно, и Мафальде пришлось выслушивать новый поток жалоб Эвелины на слишком большой замок и недостаточно расторопных слуг. А потом она и сама долго дрожала, кутаясь в одеяло и безуспешно пытаясь согреться. «Тоже мне, комфортная и беззаботная жизнь! — ворчала она про себя, стуча зубами. — И этого наши неженки так боятся лишиться?!»

Однако на следующий день и на улице, и в замке стало теплее, гроссгерцогиня развила бурную деятельность по подготовке к «скромному» приему гостей, и к Мафальде тоже вернулось хорошее настроение.