— Я их где-то потеряла. Пойду поищу, — торопливо проговорила Лена, вспомнив, что оставила сабо на берегу Сенио, убегая от незнакомца.

Она сделала несколько шагов к двери, но Эрминия преградила ей дорогу и толкнула ее на середину комнаты.

— Теперь надо будет за ней приглядывать хорошенько, не ровен час какой-нибудь бездельник затащит ее на сеновал, — со злостью заметила она, обращаясь к матери.

— Ты давай приглядывай за своими девками, — оборвала ее Эльвира. — Шастают по полям целыми вечерами, вся деревня о них судачит. А уж о своей дочери я как-нибудь сама позабочусь.

— Примерно так же, как позаботились обо мне. — Эрминия прямо-таки источала яд, скопившийся в ней за долгие годы. Она не была счастлива в браке с Джероламо, заключенном под давлением обстоятельств уже после появления на свет их первой дочери. Муж совсем забросил ее и сошелся с Марилу, женой мельника. — Следили бы вы за мной построже, глядишь, и муж бы мне достался получше.

Эльвира промолчала из жалости. С самого рождения ее старшая дочь была одержима бесом. По ночам она, не зная удержу, сбегала из дому на гулянки со своими кавалерами. Джероламо был не первым из ее любовников, но стал последним. Эрминия утихомирилась, только когда забеременела. Мало того, перестав блудить, она превратилась в злобную ханжу, а с Леной у нее были особые счеты. Эрминия ненавидела сестру, считая ее незваной гостьей: ведь малютка Лена родилась, когда никто в семье не ждал ее появления на свет.

Эрминии пришлось выкормить Лену, родившуюся в ту пору, когда ее собственной третьей дочери уже исполнилось четыре месяца. Она пошла на это по необходимости, потому что родители не могли себе позволить нанять кормилицу, но без любви.

Лена сделала еще одну попытку уйти. Она терпеть не могла ссор между Эрминией и матерью, в которых к тому же больше всего доставалось ей самой. Но теперь уже Эльвира схватила ее за руку.

— Стой! — приказала мать. Потом повернулась к старшей дочери: — А ты давай спускайся в кухню и приготовь суп.

Эрминия нехотя повиновалась. Эльвира вытянулась на постели. Она так устала, что, казалось, не в силах была подняться, но ей непременно нужно было переговорить с Леной.

— С сегодняшнего дня ты начнешь готовить свое приданое. Конопля у нас есть, так что прямо сейчас принимайся за работу, — объявила Эльвира.

— Хотите выдать меня замуж? — встревожилась девушка.

— Чем раньше ты обзаведешься мужем, тем будет лучше для тебя.

— Я не хочу выходить замуж, — запротестовала Лена, глядя на мать с хорошо знакомым той упрямым выражением.

— Но и принять постриг ты тоже не хочешь. Женщина нуждается в защите. Или монастырь, или замужество, — заметила Эльвира.

— Я уродина. Никто не захочет меня взять, — сказала Лена. Ей очень хотелось, чтобы ее наконец оставили в покое.

— Это неправда, Маддалена. Ты не уродина, — возразила Эльвира. — Богом тебе клянусь, я правду говорю. Ты очень похожа на мать моего Пьетро, упокой господь ее душу, прямо вылитый портрет, а уж она-то была настоящей красавицей.

— Вы же мне сами твердили, что краса как роса, — напомнила Лена.

— Это чтоб голова у тебя не закружилась. Нехорошо, если девушка возомнит о себе бог весть что, — ответила мать, с беспокойством разглядывая свою странную дочку, длинную и тощую, как жердь, вечно растрепанную, лишенную малейших намеков на кокетство.

— Значит, вы уже нашли мне мужа. Разве не так? — спросила Лена.

— Посмотрим, там видно будет.