Изменить размер шрифта - +
- Миша опять вздохнул.
     - Говорят, с эшелоном Полевого.
     - Ну? - Миша поднялся и сел на кровати. - Откуда ты знаешь?
     - Слыхал.
     Они помолчали, потом Миша посмотрел на Генку:
     - А ты как, решил?
     - Чего?
     - Поедешь в Москву?
     Генка мотнул головой:
     - Знаешь ведь, отец не пускает.
     - Но тетка твоя, Агриппина Тихоновна, сколько раз тебя звала! Поедем, будем в одном доме жить.
     - Говорю тебе, отец не пускает. - Генка вздохнул. - И тетя Нюра тоже...
     - Тетя Нюра тебе не родная.
     - Она хорошая, - мотнул головой Генка.
     - Агриппина Тихоновна еще лучше.
     - Как же я поеду?
     - Очень просто: в ящике под вагоном. Ты туда спрячешься, а как отъедем от Ревска, выйдешь и поедешь с нами.
     - А если отец поведет поезд?
     - Вылезешь в Бахмаче, когда паровоз сменят.
     - Что я в Москве буду делать?
     - Что хочешь! Хочешь - учись, хочешь - поступай на завод токарем.
     - Как это - токарем? Я ведь не умею.
     - Научишься. Подумай. Я тебе серьезно говорю.
     - Про разведчиков ты тоже серьезно говорил, а мне за мясо так попало, что я до сих пор помню.
     - Разве я виноват, что Никитский напал на Ревск? А то обязательно пошли бы в разведку. Мы, как в Москву приедем, запишемся в добровольцы и

поедем на фронт белых бить. Поедешь?
     - Куда?
     - Сначала в Москву, а потом на фронт - белых бить.
     - Если белых бить, то, пожалуй, можно, - уклончиво ответил Генка.
     Генка ушел. Миша лежал один и думал о Полевом. Почему он не приходит? Что особенного в этом кортике? На рукоятке бронзовая змейка, на

клинке волк, скорпион и лилия. Что это значит?
     Его размышления прервал дядя Сеня. Он вошел в комнату, снял пенсне. Глазки у него без пенсне маленькие, красные, как бы испуганные. Потом

он водрузил пенсне на нос и спросил:
     - Как ты себя чувствуешь, Михаил?
     - Хорошо. Я уже могу встать.
     - Нет, нет, ты, пожалуйста, лежи, - забеспокоился дядя Сеня, когда Миша попытался подняться, - пожалуйста, лежи! - Он постоял, затем

прошелся по комнате, снова остановился. - Михаил, я хочу с тобой поговорить.
     "Неужели о камере?" - подумал Миша.
     - Я надеюсь, что ты, как достаточно взрослый человек... гм... так сказать... способен меня понять и сделать из моих слов полезные выводы.
     Ну, началось!
     - Так вот, - продолжал дядя Сеня, - последний случай, имевший для тебя столь печальные последствия, я рассматриваю не как шалость, а как...

преждевременное вступление в политическую борьбу.
     - Чего? - Миша удивленно уставился на дядю Сеню.
     - На твоих глазах происходит акт политической борьбы, а ты, человек молодой, еще не оформившийся, принял участие в этом акте. И напрасно.
     - Как?! - изумился Миша. - Бандиты будут убивать Полевого, а я должен молчать? Так, по-вашему?
     - Как благородный человек, ты должен, конечно, защищать всякого пострадавшего, но это в том случае, если, допустим, Полевой идет и на него

напали грабители.
Быстрый переход