|
Толстяк сидел на мешке с золотом. С его пальцев с длинными ногтями стекала кровь. - Буржуй, - ответил Миша. - На деньгах сидит. Думает всех за деньги купить. - А почему написано "Антанта"? - Это все равно. Антанта - это союз всех буржуев мирового капитала против Советской власти. Понял? - Понял... - неуверенно проговорил Генка. - А почему здесь написано "Интернационал"? - Он показал на прибитый к вагону большой фанерный щит. На щите был нарисован земной шар, опутанный цепями, и мускулистый рабочий разбивал эти цепи тяжелым молотом. - Это Интернационал - союз всех рабочих мирового пролетариата, ответил Миша. - Рабочий, - он показал на рисунок, - это и есть Интернационал. А цепи - Антанта. И когда цепи разобьют, то во всем мире наступит власть рабочих и никаких буржуев больше не будет. Наступил день отъезда. Вещи погрузили на телегу. Мама прощалась с дедушкой и бабушкой. Они стояли на крыльце, маленькие, старенькие. Дедушка - в своем потертом сюртуке, бабушка - в засаленном капоте. Она утирала слезы и плаксиво морщила лицо. Дедушка нюхал табак, улыбался влажными глазами и бормотал: - Все будет хорошо... все будет хорошо. Миша взгромоздился на чемодан. Телега тронулась. Она громыхала по неровной мостовой, подскакивала, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Когда телега свернула с Алексеевской улицы на Привокзальную, Миша в последний раз увидел маленький деревянный домик с зелеными ставнями и тремя вербами за оградой палисадника. Из-под штукатурки торчали куски дранки и клочья пакли, а в середине, меж двух окон, висела круглая ржавая жестянка с надписью: "Страховое общество "Феникс". 1872 год". 11. В ЭШЕЛОНЕ Прижавшись лицом к стеклу, Миша смотрел в черную ночь, усеянную светлыми точками звезд и станционных огней. Протяжные гудки и пыхтение паровозов, лязг прицепляемых вагонов, торопливые шаги кондукторов и смазчиков, сновавших вдоль поезда с болтающимися светляками ручных фонарей, наполняли ночь тревогой, неведомой и тоскливой. Миша не отрываясь смотрел в окно, и чем больше прижимался к стеклу, тем яснее вырисовывались предметы в темноте. Поезд дернулся назад, лязгнул буферами и остановился. Потом снова дернулся, на этот раз вперед и, не останавливаясь, пошел, громыхая на стрелках и набирая скорость. Вот уже остались позади станционные огни. Луна вышла из облаков. Серой лентой проносились неподвижные деревья, будки, пустые платформы... Прощай, Ревск! На следующий день Миша проснулся рано, поезд не двигался. Он вышел из вагона и подошел к ящику. Эшелон стоял на запасном пути, без паровоза. Безлюдно. Только дремал в тамбуре часовой да стучали копытами лошади в вагонах. Миша поскреб по ящику. - Генка, вылезай! Ответа не последовало. Миша постучал. Молчание. Миша залез под вагон ящик пуст. Где ж Генка? Неужели сбежал вчера домой? Его размышления прервал звук трубы, проигравшей зорю. Эшелон пробудился и оживил станцию. Из теплушек прыгали бойцы, умывались, забегали дежурные с котелками и чайниками. Запахло кашей. Кто-то кого-то звал, кто-то кого-то ругал. Потом все выстроились вдоль эшелона в два ряда, началась перекличка. Бойцы были плохо и по-разному обмундированы. |
