Пока я маялась противоречиями, Гаврилов договаривался насчет встречи. И оказалось, что это возможно только в воскресенье, потому что мы чудом застали Ирину у телефона — ее ждет машина, и она со съемочной группой через десять минут выезжает в какой-то колхоз на два дня. Гаврилов пробовал клянчить, но бесполезно. На том они и расстались.

— В шесть часов возле макаровского дома, — сказал мне Гаврилов. — Запомнила?

— Запомнила… — и тут я поняла, что ни за что на свете не останусь наедине с этой Ириной. Лучше пусть корзинка так и лежит на подоконнике. — И вы тоже успеете. Как раз между представлениями.

— Переодеваться и разгримировываться? — недовольно спросил он. — Еще чего выдумала.

Для этой процедуры вполне хватит одного человека. Можно подумать, он гримируется! Так — сунет палец в красный грим и пошлепает по щекам. Макаров утверждает, что этот актерский грим по девяносто копеек делают на собачьем сале. У меня тоже есть такая коробка, только я им не пользуюсь, мою рожу румянить незачем. А как пользуются остальными цветами, я просто не знаю.

— Нет, — убежденно сказала я. — Не пойду одна.

— Пойдешь.

— Нет.

— А ну-ка, говори прямо, — сходу врубил он, — чего вы там не поделили с этой Ириной Логвиновой?

Я онемела. Это было прямое попадание. И молчала, пока он не понял, что другого ответа на этот вопрос не будет.

— Значит, боишься одна? — спросил Гаврилов.

— Нет… Просто не пойду.

— Дура девка, — беззлобно сказал он. — Ну, возьми с собой кого-нибудь из подружек. Тех, с кем ты там была.

Этого только недоставало!

— Нет. Пойдемте вместе, а? Я не могу взять их с собой.

— Чего-то ты финтишь, — заметил Гаврилов, — следы какие-то заметаешь… племянница! В шесть? До семи справимся?

— Справимся! — завопила я. — Это же на подоконнике! Возьмем и уйдем!

— А если этой штуки нет на подоконнике? — вдруг спросил он. — А если ваш Макаров нашел ее и сунул куда-нибудь от греха подальше? Что мы тогда будем делать?

Я развела руками. О такой возможности я не подумала.

— С тобой все ясно… — буркнул он. — Ты всегда впутываешься во всякие дурацкие истории или это — первая?

— Первая, — честно призналась я. — И хотелось бы, чтобы последняя. Она мне уже надоела.

— И мне хотелось бы.

Я его понимала. Чем бы ни кончилось милицейское расследование, обнаружится, что вещички взял кто-то из программы. Имя, звание — это уже неважно. Важно, что до воровства унизился артист. Раз уж на то пошло, то и дядя Вахтанг — бывший артист. То есть для Гаврилова — человек его круга, более того — его касты. Это безумно неприятно. Неприятно выяснить, что человек, рядом с которым живешь в цирковой гостинице, да еще вместе переезжаешь из города в город, — вор, ворюга. Даже если знаешь, что вряд ли с ним когда-нибудь вместе будешь работать, то… И тут я вспомнила Кремона.

— Я сегодня Кремона видела! — выпалила я ни к селу ни к городу. — Он с нашей Рубцовой кофе пил в стояке напротив!

— Врешь! — оживился Гаврилов.

— Ей-богу, не вру! Я его по снимку узнала! И еще слышала, о чем они говорили! Он репетирует уникальный номер — джаз на моноцикле! У него уже костюмы заказаны, и музыка, он хочет через наш цирк заказать реквизит.

— Ясно… — пробормотал Гаврилов.