— Неужели вы действительно собираетесь уезжать?
Бренда кивнула.
— Мне очень жаль, дружок, но ничего не поделаешь. — И вдруг ее осенило. — А что, если вам самому попробовать управлять этим кафе? Понимаете, если уж мы это сумели, неужели такой человек, как вы, не справится? Собственно, нужно уметь только поджаривать бекон и заваривать чай…
Я как-то ухитрился не улыбнуться и попытался возразить:
— Но мне и…
— А еще вы могли бы оставить себе кошку, — прибавил Сэм, светлея лицом.
Я только вздохнул.
— При всей моей любви к кошкам это вряд ли решило бы мои проблемы.
— А вдруг решит? Никогда ведь не знаешь… — сказал Сэм.
И через десять минут по причинам, которые, как я подозреваю, я так никогда и не смогу объяснить моей жене, я необычно рано отправился домой, так и не написав ни единого слова, зато с пестрой кошкой на руках, которая выпрыгнула из моих объятий, стоило мне войти в прихожую, и тут же направилась прямиком к холодильнику.
Дженнифер дома не оказалось, и я налил кошке полное блюдце молока, а сам прошел в кабинет, очень рассчитывая просто посидеть в тишине часика три.
И вдруг обнаружил, что вовсю пишу! Видимо, муза, кто бы она ни была, все-таки меня посетила. К четырем часам я написал большой кусок в шесть тысяч слов, завершавший мой загадочный сюжет, — и никаких тебе булочек с беконом, никакого чая, никаких тостов! У меня и без этого работа шла просто отлично. Вдохновение, когда оно нахлынет, налетает на тебя с силой курьерского поезда.
Кошка, мурлыча, сидела у меня под стулом. Я уж почти забыл о ней, а она лишь часов в пять, когда пальцы у меня уже заболели от непрерывного печатания, вылезла из-под стула и стала тихонько требовать пищи.
Я дал ей ломтик ветчины. Она одобрительно замурлыкала, и тут я заметил на ней ошейник с металлической табличкой, на которой было написано: КАЛЛИОПА. Довольно странное имя для кошки. Вот уж не ожидал ничего подобного от таких простых людей, как Бренда и Фред. Имя показалось мне очень знакомым, и я сунул нос в Интернет.
Как я и предполагал, имя оказалось древнегреческим — так звали одну из муз. Впрочем, там были перечислены все девять муз, их имена, символы и атрибуты. Но особенно сильно меня впечатляли три из них — возможно, потому, что именно их я видел каждый день над дверью привокзального кафе на платформе № 5: там на вывеске была изображена трагическая маска Мельпомены, комическая маска Талии и лира Терпсихоры, музы танца.
И на меня снова нахлынули мысли о необычной троице с платформы № 5 — о Толстом Фреде с его вечным трагизмом во взгляде, о веселом некрасивом Сэме с лицом типичного комика и о Бренде, хотя ее заявление, что некогда она была танцовщицей, по-прежнему вызывало у меня сильные сомнения. Конечно, все это довольно странно. Ведь муза — это просто некий архетип, метафора, воплотившая в себе вечное стремление человека к прекрасному. Представить себе, что музы могут быть реальными существами , что они способны принимать человеческое обличье и вмешиваться в дела людей… Нет, это просто глупость! Не правда ли? О таких вещах любит читать моя Дженнифер — подобная история вполне могла бы оказаться в сборнике рассказов, написанных какой-нибудь несдержанной особой, автором «женской прозы», обожающей подобные сюжеты. Но я смотрю на вещи реалистично. И не унижаюсь до подобных завлекательных историй. Я изучаю человеческую природу, мое вдохновение приходит изнутри, рожденное потом и кровью, упорством и тяжким трудом. Ясное понимание этого как раз и ставит меня в особое положение по отношению ко многим другим. К тому же я полностью отдаю себе отчет в собственных возможностях и способностях.
Что же касается кошки — необдуманно названной в честь музы поэзии, — вряд ли это может кому-то повредить, как никому не повредит и то, что она поживет немножко у меня, скажем, пару недель. |