А еще через пару лет им пришлось пересаживаться в семейную машину, старая модель стала тесна. И всё труднее становилось найти на берегу пустынное место, всё больше появлялось палаток, разбитых за полосой песка, постоянные поселки тоже росли, и вот первый домик встал на холме, прикрывавшем бухту со стороны берега.

    Старый пень мог оживать теперь только ночами, да и то не всегда. Его заносило песком, и однажды ночью, после сильного ветра, он исчез. Глухого места не стало, но семейный гравилёт продолжал прилетать, как прежде, и не по привычке, а просто потому, что всюду было то же самое.

    -  Эх, Юкки, Юкки, а я - то надеялась, что ты на время бросишь семью и проведешь июль со мною…

    -  Бабуленька, ты же у меня умница, ты ведь понимаешь, что это никак невозможно.

    -  О, это я понимаю! Мне не понять другого, зачем, зачем это нужно?

    -  Бабуленька, не надо меня пилить, в моем положении вредно волноваться.

    -  Мне тоже вредно волноваться! Мне восемьдесят шесть лет, а ты вечно заставляешь меня тревожиться о твоем здоровье!

    -  Не надо тревожиться… - Юкки подсела поближе и, приняв вид пай-девочки, погладила бабушку по плечу.

    -  Не подлизывайся, - сердито отозвалась та и встала.

    Поднялась и Юкки. Когда они стояли рядом, то сходство резко бросалось в глаза. Они казались сестрами и были почти одинаковы, только у старшей от глаз едва заметно разбегались морщинки да волосы были не такие пушистые. Обе невысокие, одна чуть полнее.

    -  Развезло тебя, - недовольно сказала Лайма Орестовна. - Не женщина, а коровища. Никак в толк не возьму, что за удовольствие ты в этом находишь? У меня трое детей, и, поверь, по тем временам этого было вполне достаточно. А современные бабы как с ума посходили. Уже Мировой Совет другого дела не знает, как только вашу дурь в рамки вводить. Почему-то шестьдесят лет назад перенаселения на Земле не было.

    -  Было.

    -  Но не до такой же степени! В конце концов, в первую очередь надо быть человеком, а не самкой!

    -  Бабушка!.. - Голос Юкки задрожал. - Как ты можешь так говорить? В моем положении…

    -  Ну, успокойся, девочка, - заволновалась Лайма Орестовна, усаживая на диван всхлипывающую Юкки. - Я не хотела тебя обидеть, прости ты глупую старуху.

    -  Бабуля, ты прелесть. - Юкки еще раз по инерции всхлипнула и улыбнулась. - Я тебя очень люблю.

    -  Вот и славно. - Лайма Орестовна присела рядом с внучкой. - Больше я тебя терзать не стану, всё равно поздно, только обещай мне, что пятого ребенка ты заводить не будешь.

    -  Не знаю, - сказала Юкки, и Лайма Орестовна даже застонала сквозь сжатые зубы, как от сильной боли. Юкки метнула на бабушку испуганный взгляд и торопливо заговорила: - Бабуленька, ты подумай, о чём тут беспокоиться? Я чувствую себя прекрасно, а роды при современной-то технике - это почти не больно и совершенно безопасно. Зато потом будет маленький…

    -  У тебя уже есть трое маленьких и намечается четвертый, - перебила Лайма Орестовна. - Вырастила бы сначала их.

    -  Нет, ты послушай. С пеленками, как когда-то тебе, мне возиться не надо, еда всегда готова, а если вдруг понадобится уехать на день или на два, то есть где оставить малышей… И даже не это главное! Тут есть другое. Вот ты пришла звать меня с собой, чтобы я поехала в Пиренеи. Ты в горы собираешься, в восемьдесят шесть-то лет! И во всем остальном тоже никакой молодой не уступишь.