-  В самом деле? А ваша будущая профессура?

    -  К черту профессуру! С вами я больше принесу пользы, чем на университетской кафедре!

    -  Отлично! - воскликнул Краснов. - Но все-таки, Петр Петрович, мы с вами не осуществим моего изобретения.

    -  Почему?

    -  У нас нет денег.

    -  Ах, черт возьми! А ведь, действительно, правда. Без денег ничего не сделаешь! Деньги необходимы, а денег-то у нас нет…

    Шведов задумался.

    -  Чепуха! - сказал он через минуту. - Денег нам дадут.

    -  Кто?

    -  Есть один богатый человек, который отдаст на наше дело свое состояние.

    -  Да кто же?

    -  Виктор Павлович.

    -  Виктор Павлович? Русаков?

    -  Ну да! Он очень богат, я знаю наверное. Необходимо лишь пригласить его в нашу компанию - и он пойдет с нами непременно.

    -  Профессор? Чтобы он бросил свои лекции для нашего предприятия? Этому я не поверю.

    -  Я же в этом убежден. Он все отдаст для того, чтобы сделать что-нибудь замечательное и превзойти Лессинга, а здесь предоставляется бесконечное поле для его деятельности. Идем сейчас к нему!

    -  Ночью? Неловко…

    -  Пустяки! Одевайтесь.

    Математики оделись и вышли.

    Виктор Павлович Русаков был известным математиком. Он уж больше двадцати лет читал лекции по высшей математике в университете, напечатал несколько выдающихся сочинений и сделал немало научных открытий. По внешнему же виду он, как и все замечательные математики, казался человеком необыкновенно странным. Если Краснова и Шведова считали за людей не совсем нормальных, то профессора Русакова всякий с первого взгляда признал бы помешанным. Трудно было встретить более неряшливого или более рассеянного человека. Он читал своим слушателям прекрасные по содержанию, но безобразные по внешней отделке лекции: говорил неправильно, часто даже обрывал речь, не окончив слова. Однако студенты высоко ценили его лекции, привыкнув Русакова не слушать, а смотреть на то, что он писал на доске; изложение всевозможных частей высшей математики Русаковым было оригинальное, необыкновенно точное и увлекательное. Студенты гордились им и охотно извиняли ему его странности. Математика поглотила все мысли профессора, и он, кроме нее, ничего не видел, ничего не знал и ничем не интересовался.

    Единственный человек останавливал на себе его внимание и даже несколько его беспокоил, это - профессор физики того же университета Лессинг. Профессор Лессинг тоже был небезызвестным ученым, но, в противоположность Русакову, был необыкновенно приличен, аккуратен, внимателен и точен, порой даже изящен. Он постоянно трунил над Виктором Павловичем и его рассеянностью, а равно и над его односторонней ученостью. За это Русаков терпеть не мог Лессинга и считал его своим заклятым врагом. Когда на заседаниях физико-математического общества его председателю, Лессингу, случалось в докладе сделать какую-либо ошибку, восторгу Русакова не было конца. Но это происходило редко; по большей же части такие ошибки встречались в докладе самого Русакова, и он задыхался от гнева, замечая иронические улыбки председателя. Он готов был отдать все свое состояние, чтобы придавить, оскандалить ненавистного профессора. Злоба его росла, а Лессинг приобретал все больше и больше известности в ученом мире.

    Светало, когда наши друзья подошли к квартире Русакова и позвонили.