Ответом было всеобщее согласие, прозвучавшее достаточно мрачно, и у Билла, наблюдавшего за ними в окно, пробежал холодок по спине.

– Мой отец – прадед Костолома, – продолжала матрона, торжествующе оглядывая остальных, – был Старейшиной Клана Охотников возле Дикого Утеса. И его отец, до него, был Старейшиной.

– Как насчет собственного деда Костолома? – спросила самая маленькая из дилбианок, почти прямо напротив Аниты, которая сидела слева от двоюродной бабки Костолома. – Он тоже был Старейшиной?

– Нет, Четверть‑Пинты, – величественно ответила двоюродная бабка Костолома. – Он был кожевником. Но он был отличным кожевником, одним из самых сильных мужчин, кто когда‑либо ходил по этой земле, и намного умнее всех прочих, насколько я могу судить как его кровная сестра.

– Ну конечно. Без‑Устали, – вступила в разговор довольно упитанная дилбианка, сидевшая в четверти круга от Аниты, – мы все знаем, как ты прогибаешься, когда заходит речь о твоих родственниках.

Донесся согласный ропот – Билл не смог разобрать, подлинный или притворный.

– Но вернемся к маленькой Грязные Зубы, – сказала Без‑Устали, поворачиваясь к Аните. – Последнее, чего бы нам хотелось, – это лишиться тебя и твоих интересных историй, которые ты нам рассказываешь о ваших женщинах‑Коротышках. – Из круга послышались одобрительные возгласы. – Это самые забавные истории из того, что я слышала, и, кроме того, они так познавательны.

Последнее слово было произнесено с особым нажимом, что вызвало гул одобрения остальных.

– О, что вы, – скромно сказала Анита, завязывая, так же как и все вокруг нее, узлы в сети. – Конечно, как вы знаете, в соответствии с соглашением между нами Коротышками, и Толстяками, предполагается, что я не должна говорить ничего, чего не сказали бы они. Но я не вижу никакого вреда от этих историй, которые я вам рассказываю, – чтобы вы знали, я их придумываю на ходу.

– О да, – сказала Полтора‑Слова, подмигнув и кивнув остальным. – Конечно, придумываешь!

– Ну что ж, – сказала Анита, – однажды моей бабушке потребовался некоторый предмет мебели... – Анита замялась, – нечто вроде стула – мы называем это мягким креслом. Это похоже на кресло Старейшины, на скамейку со спинкой. Но, кроме этого, оно набито внутри, и потому оно мягкое, не только сиденье, но и спинка, на которую можно откинуться.

По группе пронесся заинтересованный и удивленный гул.

– Кресло! И мягкое! – сказала Полтора‑Слова довольным, потрясенным голосом. – Как же она смогла...

– О, у нас, женщин‑Коротышек, есть много самых разных вещей, – задумчиво сказала Анита. – И, в конце концов, почему у женщины не может быть такого же кресла, как и у Старейшины? Разве она тоже не устает?

– Конечно, устает! – сурово сказала Без‑Устали.

– Разве женщина не становится с возрастом старой и мудрой, так же как и Старейшина? – сказала Анита.

– Абсолютно! – прогудела Без‑Устали. По группе снова пронесся одобрительный ропот.

– Продолжай, Грязные Зубы, – поторопила Без‑Устали, взглядом успокаивая остальных.

– Так вот, как я уже сказала, – продолжила Грязные Зубы, внимательно разглядывая узел, который она завязывала, пока говорила, – моей бабушке хотелось иметь такое кресло, но она знала, что не попросит своего мужа изготовить его для нее. Она знала, что он найдет какую‑нибудь причину, чтобы этим не заниматься.