|
Мысль о непрошеном соседе, от которого не избавиться, наводнила Карлсена отчаянной силой. Стиснув зубы, он стал молча выталкивать чужого. На этот раз он замкнул сознание наглухо, свернулся в клубок как еж. Хватка же давила с прежней силой, надеясь его истощить. Никто больше не притворялся, все шло в открытую. Они враги – и этого уже ничем не изменить. Прошло минут десять, может, больше. Сила к Карлсену начала возвращаться. Главным оружием врага был страх. А тут где то в сокровенной своей глубине Олоф обнаружил, что страха нет. Он уличил врага в слабости, гневное желание навязать свою волю лишало того расчетливости. Он жаждал безраздельного господства любой ценой – а получается, возобладать над своим ненавистником не удается! От такой мысли ярость у врага снова сгустилась, блеснув черной молнией гнева. Он усилил натиск, неистово штурмуя твердыню человеческой воли. И опять Карлсен воспротивился с силой отчаяния. Через несколько минут стало ясно, что и этот штурм отражен. Некая инстинктивная, врожденная неприязнь усугубляла внутреннее сопротивление. Он почувствовал взрыв мощи, готовность держаться, в случае необходимости и дни, и целые недели. Карлсена наполнила неизъяснимая гордость. Это существо превосходило его во всех отношениях; сила его и искушенность невольно заставляли чувствовать себя ребенком; вместе с тем, какой то первозданный вселенский закон никак не давал ему подмять непрочную человеческую сущность без ее на то согласия. Натиск вдруг сошел на нет. Открыв плотно зажмуренные глаза, Карлсен увидел, что рассвет за окном уже окрасил небо в бледные тона. А сам он, наконец, один. Шевельнув рукой, он с удивлением обнаружил, что простыня отсырела от пота, словно ночью у него был жар. И пижама такая, будто стоял в ней под душем. Завернувшись в сырую простыню, Карлсен взбил под головой подушку и закрыл глаза. Комната казалась странно безмятежной и пустой. Спустя секунду он уже глубоко спал. Проснулся Карлсен от того, что кто то ковырялся ключом в замочной скважине. Оказалось, Лэмсон, главный санитар; вошел он с подносом. – Доброе утро, – весело поздоровался он. – Кстати, в самом деле прекрасное. Кофе? Карлсен, побарахтавшись, сел. – Вот за это спасибо. Который час? – Восемь пятнадцать. Доктор Армстронг говорит, завтрак через полчаса. – Он поставил поднос Карлсену на колени. – А это что? – Карлсен кивнул на броского вида журнал, лежавший тут же, на подносе. Обложка, вроде, была знакомая. – А, это! Вы уж, сэр, пожалуйста, не откажите. – Лэмсон извлек откуда то ручку. – У меня племянник вами просто бредит. Вы тут для него свое фото не подпишете? – Конечно, сделаем. – Я через пару минут вернусь, сейчас только разнесу кофе остальным. А второй, с вами – доктор Фаллада, тот, что ведет «Доктор Детектив»? – Верно. – И третьего я, кажется, тоже видел по телевизору? – Сэр Перси Хезлтайн, главный комиссар полиции. Лэмсон присвистнул. – Не каждый день такие гости. Куда там, к нам вообще редко кто наведывается… Кроме родственников, разумеется. Он вышел, оставив дверь чуть приоткрытой. Карлсен посмотрел вслед, как он катит тележку от двери к двери. Прихлебывая кофе, он перечитывал статью. Именовалась она «Олоф Карлсен – человек столетия». Карлсен поморщился, вспомнив безостановочную рекламную трескотню трехмесячной давности – сил и нервов тогда было вымотано больше, чем в самой заковыристой космической экспедиции. И если бы одна такая! А то ведь десятки – сентиментальные, для домохозяек, с цветным разворотом, где он с Джелкой и детьми. – Как зовут вашего племянника? – спросил он у, Лэмсона, когда тот вернулся. – Джорди Бишоп. На фото Карлсен написал: «Для Джорди, с наилучшими пожеланиями», и возвратил журнал и ручку Лэмсону. |
