Полынов теперь не прерывал Гюисманса. Он внимательно  слушал,  надеясь,

что тот, завороженный собственной речью, скажет что-нибудь лишнее. К тому,

похоже, шло. Щеки Гюисманса пошли красными пятнами, ноздри раздувались,  в

глазах металось еле сдерживаемое исступление.

   Но внезапно Гюисманс взял себя в руки. Он молча посмотрел на  Полынова,

потянул со стола коробочку, повертел ее, открыл и бросил в рот конфету.

   - Любопытная философия, правда, не новая, - сказал Полынов,  видя,  что

Гюисманс успокаивается. - Но я не вижу тут  позитивной  программы.  Сжечь,

сломать, остановить... Где же благо?

   Гюисманс жевал конфету. Удовлетворенно кивнул.

   - Ваш вопрос доказывает, что  полет  мысли  гения  недоступен  обычному

человеку. Чего хотят простые люди? Спокойствия. Хлеба. Безопасности.  Веры

во что-нибудь. Перспективы. Вот наша позитивная программа.

   - Вера в бога?

   - Да. Но в бога современного, космического. Вы верно выделили  главное.

Вера - вот цемент нашей программы. Чем больше изучаешь человека, тем лучше

видишь, что вера для него все равно, что дыхание. Не так уж важно во  что:

отрицание веры тоже становится верой. Религия была отличной штукой, но она

устарела. Любой дурак сейчас может сказать:  "бога  нет"  -  вот  чем  она

плоха. А у нас бог будет, реальный, зримый,  творящий  хлеб,  спокойствие,

безопасность, перспективу.

   - Уж не вы ли?

   - О нет!  Конечно,  пример  Гитлера  и  ему  подобных  показывает,  что

человеку занять место бога в наш просвещенный век не так уж трудно.  Но  у

такого бога есть наряду с достоинством серьезные недостатки. Во-первых,  у

него есть национальность, а это обстоятельство раздражает  другие  народы.

Во-вторых, он смертен, что и вовсе плохо. В-третьих, такой бог не  нов,  у

людей есть кое-какой опыт, и с этим надо считаться. Наш  бог  будет  лишен

всех недостатков. Ибо это космический бог!

   Уперев руки в стол, Гюисманс наклонился к Полынову.

   - Вы не понимаете? Вижу, что нет. Это-то и замечательно. Я  не  ошибся.

На вас можно проверять реакцию того  ничтожного  меньшинства,  которое  по

логике вещей окажет  нам  наибольшее  сопротивление.  Так  вы  не  поняли?

Отлично. Наш бог - это космические пришельцы!

   "Да он рехнулся", - мелькнула у Полынова спасительная мысль.

   - Ага! - торжествующе вскричал Гюисманс. - Вы настолько потрясены,  что

думаете, уж не сошел ли я с ума. Нисколько.  Это  только  вы,  коммунисты,

поете "не бог, не царь и не герой",  а  люди  в  глубине  души  мечтали  и

мечтают о сильной личности, которая  думала  бы  за  них,  направляла  их,

уберегала от необходимости решать самим. Это так! А уж  как  зовется  этот

символ - бог, фюрер, космический пришелец, да не все ли равно!

   - Вы думаете, мир поверит такой наивной выдумке? - усмехнулся  Полынов.

- Умных людей немало. И даже обывателя, мещанина, на которого  вы  делаете

ставку, трудно раскачать.

   - Вы плохо изучали общественную психологию. Психологию масс!  ("Увы,  -

подумал Полынов, - я ее  совсем  не  изучал").  Назовите  мне  реальность,

которая бы так полно  и  долго  владела  людьми,  как  легенда  о  Христе,

Магомете, Будде.