Однажды он возвращался с ночной вахты в отделе космической связи.

Из каютки Пита доносились звуки. Сначала Мэтт предположил, что его товарищ решил не спать, а заняться учебой и просматривает кассеты на проекторе. Он хотел уже постучать в дверь и пригласить Пита отправиться в столовую – выпросить у дежурного по камбузу чашку какао, но вдруг понял, что слышит не шум проектора.

Мэтт осторожно приоткрыл дверь. С койки доносились сдавленные рыдания. Он тихо прикрыл дверь и постучал. Через несколько секунд послышался голос Пита: «Заходи».

Мэтт вошел в комнатушку.

– Привет. Пит. У тебя нет что-нибудь поесть?

– Пирожки в столе.

– Что с тобой. Пит? – спросил Мэтт, уплетая пирожок. – Ты выглядишь больным.

– Нет, я здоров.

– Не вешай мне лапшу на уши. Говори, в чем дело.

– Ты не сможешь мне помочь. Я хочу домой.

– О-о, – перед мысленным взором Мэтта появились зеленые просторы и холмы Айовы. Усилием воли он подавил видение. – Да, парень, это тяжелое дело. Поверь мне, я тебя понимаю.

– Да как ты сможешь понять меня, Мэтт? Ведь ты практически дома – стоит подойти к иллюминатору, и ты видишь родину.

– Ну, это малоутешительно.

– К тому же для тебя не прошло столько времени вдали от дома. А мне потребовалось два года, чтобы попасть на Терру; и никто не знает, смогу ли я когда-нибудь побывать дома. – В глазах Пита появилось отсутствующее выражение; голос зазвучал почти лирично.

– Ты не представляешь, Мэтт, как прекрасна моя планета. Недаром говорят: «У каждого цивилизованного человека две родные планеты: своя и Ганимед».

– Кто же говорит так?

Пит даже не обратил внимания на этот вопрос.

– Юпитер висит у тебя над головой, заполняя половину неба… – Он замолчал. – Как там прекрасно, Мэтт! Ничто в мире не сравнится с Ганимедом.

Перед мысленным взглядом Мэтта снова мелькнула панорама Де-Мойна летним вечером, незадолго до наступления осени… светлячки кружатся в небе, цикады стрекочут среди деревьев, а воздух так ароматен и густ, что его можно черпать горстями. Внезапно его охватило чувство ненависти к окружающей их стальной оболочке с постоянной невесомостью, очищенным воздухом и искусственным освещением.

– Зачем только мы поступили в Патрульную Службу, Пит!

– Не знаю, Мэтт. Не знаю!

– А ты не собираешься обратиться с просьбой об увольнении из Академии, Пит?

– Не могу. Отцу пришлось занять крупную сумму, чтобы оплатить мой проезд в оба конца: если я уйду из Патрульной Службы по своему желанию, он не сможет погасить долг.

Вошел Текс, широко зевая и почесываясь: «Чего вы разговорились, ребята? Вам что, спать надоело? Тогда пожалейте других – дайте поспать».

– Извини, Текс.

– Вы оба выглядите так, будто у вас умерли любимые собаки, – внимательно посмотрел на них Текс. – Что случилось?

– Ничего особенного, – буркнул Мэтт. – Тоска по дому.

– Не совсем так, – вступился Пит, стараясь защитить друга. – Это я расчувствовался, а Мэтт пытался утешить меня.

– Ничего не понимаю, – озадаченно заметил Текс. – Какое это имеет значение, где вы находитесь, если вдали от Техаса?

– Текс, ради Бога, перестань! – рассердился Мэтт.

– Что такого я сказал? – Текс удивился еще больше.