— Джироламо Савонарола![14] — Лоренцо вздохнул. — Открой ему кредиты, Аньоло! Он, конечно же, фанатичен, но искренне верит в то, о чем говорит, и не вмешивается в дела, которые его не касаются.

— Ты думаешь, он в стороне от политики? — Полициано сделал непристойный жест. — Это лишь потому, что он еще не почувствовал вкуса власти! Нельзя было позволять ему возвращаться сюда, Лоренцо! Это твоя большая ошибка!

— На следующей улице, Великолепный, надо бы повернуть, — сказал Ракоци, не сомневаясь, что Лоренцо прекрасно знает дорогу.

— Хорошо. — Лоренцо кивнул и вновь обратился к Полициано. — Говори мне что угодно, Аньоло, но не распространяйся об этом где-то еще. Ты придаешь слишком много значения этому человеку. У нас и так много трудностей, ссориться с церковью совсем ни к чему. Пусть себе одержимый монах проповедует аскетизм, от нас не убудет. Если кто-то из горожан и найдет утешение в умерщвлении своей плоти, кому от этого будет плохо? Да никому. Но, выступив против гневного обличителя, подвергнув Савонаролу гонениям, мы вовлечем его в политику кратчайшим путем! Слава страдальца привлечет к нему много союзников, и это грозит Флоренции худшими бедами, чем эпидемия сифилиса или война.

Он натянул поводья и пустил своего чалого рысью вниз по новехонькой, только-только уложенной мостовой.

Полициано покачал головой.

— Как? Неужели Медичи трусит? И распрекрасно! Продолжай прятать голову под крыло. Ты, возможно, боишься ссориться с церковью из-за своего разлюбезнейшего зятька? Но, даже если его отцом и является сам Папа,[15] поддержка Савонаролы тебе не нужна!

Внезапно он стал очень серьезным. Маленький рот Аньоло сошелся в одну линию, что придало его лицу жестокое выражение.

— Говорю тебе, этот доминиканец опасен! Предупреждаю, он уничтожит тебя!

Последовал шутовской поклон, Аньоло заулыбался. Очень язвительно, зло.

— А впрочем, не обращай на мои бредни внимания! Если вдуматься, кто ты такой? Скромный, простой гражданин Флоренции? Папским прихвостням вовсе незачем считаться с тобой!

Лоренцо смолчал, но его челюсти так напряглись, что бугры лицевых мускулов выступили под кожей. Широкополая шляпа закрывала глаза Медичи, но Ракоци знал, что в них гнев и боль.

Полициано вновь изменил тон.

— Не держи меня за глупца, мой милый Лоренцо! Да и сам не будь таковым!

Ответа не последовало. Лоренцо уже осаживал своего чалого возле дворца. Чуть ли не все пространство, прилегающее к новенькому палаццо, было завалено строительным лесом и грудами камня.

Лоренцо спешился, перекинул поводья через голову жеребца и привязал их к ближайшему брусу.

— Я никогда не держал тебя за глупца, — буркнул он раздраженно.

Ракоци тоже спрыгнул на землю и накинул поводья на крюк, выступавший из решетки ограды.

— Итак, почтенный Полициано, в вас еще не проснулось желание полюбоваться на стены и потолки? Если нет, вы можете здесь остаться и выпить вина, его сейчас подадут.

Предложение явно пришлось Аньоло по вкусу. Он высвободил ноги из стремян и соскользнул с лошади.

— О, с удовольствием, мой избавитель! Благодарю тысячу раз! Я и так уже вижу, что стены прямые. Думаю, мне и отсюда удастся все по достоинству оценить.

В темных глазах Ракоци вспыхнули огоньки.

— Полагаю, удастся.

Он пожал плечами, словно бы отгоняя какую-то мысль.

— Вот скамейки, они еще не на месте, но вы можете сесть. Думаю, строители не будут в обиде. А на другом краю двора только вчера положили мозаику. По ней лучше бы не ходить!

Полициано привязал поводья гнедой к прутьям оконной решетки и рассеянно осмотрелся.