— Так и было. До вчерашнего дня. Но эти мерзавцы подвергли ее пыткам. К счастью, лишь устрашающим, отложив основной допрос на сегодня. Выхода не оставалось. — В голосе Ракоци прозвучало отчаяние. — Потом… она позволила мне вскрыть ей вены. Я думаю, она была несколько не в себе.

Руджиеро кивнул, но продолжил расспросы:

— Значит, очнувшись, она может… не принять свою новую участь?

— Возможно. Не знаю. Да.

Ракоци опустил голову и надолго умолк.

— Поверь, у меня не было выбора. А она очень боялась пыток. — Он вскинул голову и невесело усмехнулся. — Не очень-то обнадеживает, не так ли? Что ж, будь что будет, сейчас самое главное — ее увезти.

— Когда она начнет приходить в себя, я попытаюсь ее успокоить. — Руджиеро двинулся к выходу. — Боковые ворота будут открыты, хозяин, — сказал он уже по-итальянски. — Подвозите тело туда. — Слуга резко толкнул дверь, чуть не сбив с ног припавшего к ней фра Сансоне.

— Мне вменено в обязанность слушать, — пробурчал смущенно монах.

— Я знаю, — кивнул Ракоци. — Каждый из нас верен долгу. Правда? Поэтому я сейчас поеду в Сан-Марко, а вам надлежит обо всем кому следует доложить, — Он снисходительно улыбнулся, потом хлопнул в ладоши. — Ферруджио, время уходит! Ступай, приготовь мне коня!

Собор Сан-Марко сиял в сумраке, все окна его были освещены.

Припозднившийся прихожанин, решительно шагнувший внутрь храма, тоже переливался, сиял и сверкал. Его белый парчовый наряд с черным высоким воротом осыпали сотни крошечных бриллиантов, короткую белую накидку, небрежно наброшенную на плечи вошедшего, удерживали от падения черные шелковые шнуры.

Суетившийся в центре огромного помещения доминиканец прервал свои хлопоты и спросил:

— Вы — наш сосед-чужеземец, не так ли?

— Да. Не подскажете ли, к кому я могу обратиться по поводу выдачи тела.

— Какого тела? — Монах вытаращил глаза.

— Фра Сансоне сообщил мне, что тела еретиков, не вынесших допроса с пристрастием, направлены к вам. Среди них должно находиться и тело бывшей домоправительницы моего покойного дядюшки. Я хотел бы устроить ей приличное погребение, но, разумеется, не в освященной земле. — Он наклонился к монаху и шепнул доверительно: — Я знаю, что просьба моя необычна, однако волю покойных родственников следует уважать.

— Конечно-конечно, — согласился монах, нервно сжимая в руках какой-то пергамент. — Скорее всего, вам нужен фра Каталине. Пройдите в южную часть храма. Его конторка находится там.

— Спасибо вам, добрый брат, — поклонился Ракоци, поворачиваясь к алтарю и осеняя себя крестным знамением.

Возле конторки толпились монахи. Ракоци самым почтительным образом поприветствовал их. Ответом ему было молчание. Добрые братья-доминиканцы явно не собирались его замечать.

Ракоци вскинул голову и выпятил грудь.

— Эй, уважаемые, кто из вас фра Каталине? Дело мое срочное и отлагательства не терпит. Ну же, любезные братья, я жду! — Голос его, усиленный эхом, раскатился по всей церкви и возымел нужное действие: из конторки выскочил плотный востроглазый монах.

— Не шумите, я занят, — напустился он на ожидавшую братию, — и, пока не заполню свидетельства, никого не приму.

— Тысяча извинений, фра Каталине. Это я осмелился вас позвать, — Ракоци бесцеремонно растолкал ожидающих и приблизился к рассерженному доминиканцу.

Фра Каталине с любопытством воззрился на расфранченного чужеземца.

— Кто вы, сын мой?

— Жермен Ракоци, — представился незнакомец.