– Наливай себе сам, Квилл! А я пока подготовлю всё для омлета.

Положив в рот первый кусок сочного омлета он спросил с благоговением:

– Где ты научилась делать столь божественные омлеты?

– Для того чтобы освоить технологию, я готовила омлет каждый день в течение целого месяца. Но это было несколько лет назад, ещё до наступления той поры, когда мы начали остерегаться холестерина.

– Вот уж я абсолютно не беспокоюсь о холестерине, – с вызовом парировал Квиллер, – уверён, что всё это сущая чепуха.

– Золотые слова, милый.

Он принялся за вторую булочку.

– Брат и сестра Джуниора приезжают в город, чтобы уладить кое-какие формальности. Я собираюсь пригласить их отобедать со мной. Надеюсь, ты тоже составишь нам компанию? – спросил он.

– Конечно. Я помню, Пат брала в библиотеке книги по коневодству, она вышла замуж за скотовода. Джек интересовался рекламой, он всегда считался умным мальчиком.

– А ты знала, что дом, в котором размещается закусочная Луизы, принадлежит миссис Гейдж?

– Об этом знают все. Здание является собственностью семейства Гейджев на протяжении нескольких поколений.

– А ты когда-нибудь встречалась с мужем Эвфонии?

– Нет, наши пути никогда не пересекались.

– Говорят, он не очень-то ладил с женой. Слегка дернув плечиками, Полли ответила:

– Лично у меня нет оснований утверждать это, хотя на публике я ни разу не видела их вместе.

– Кажется, между её мужем и Луизой были весьма неплохие отношения.

– Квилл, дорогой, для того, кто распространяет сплетни, ты прямо-таки находка.

– Мною движут чисто профессиональные мотивы, – оправдывался Квиллер, – я хочу написать подробную биографию Эвфонии.

Полли кивнула в ответ, хотя понимала, что этому очередному амбициозному замыслу Квиллера, как и всем предшествующим, не суждено будет осуществиться.

– Никто не высказал ни одной приемлемой причины её самоубийства, – продолжал развивать свою мысль Квиллер. – Джуниор полагает, что причиной самоубийства явилась её вера в перевоплощение душ, но меня это не убеждает.

– Меня тоже… Налить ещё кофе? – спросила она.

– Да, сегодня кофе особенно хорош. Что ты добавляешь в него? – поинтересовался он.

– Чуть-чуть корицы.

Они молча, как и подобает добрым друзьям, попивали кофе, и Квиллер при этом спрашивал себя, стоит ли рассказать Полли о последних находках Коко. Кроме пурпурного банта и пурпурного шлепанца, Коко для своей коллекции выбрал ещё флакончик из-под фиалковых духов, английский сухой лавандовый одеколон и тюбик губной помады с этикеткой <Грейп Делиш>. Но почему из примерно полутора миллионов предметов, заполняющих чуланы дома Гейджев, именно эти привлекли его внимание, было непонятно. Может, он чувствовал врождённую приверженность Эвфонии к пурпурному цвету? А может, старался передать какие-то послания, понятные лишь кошкам?

– Что ты читал последнее время? – спросила Полли.

– Для своего удовольствия – биографию сэра Уилфреда Гренфелля, а с кошками мы читаем <Робинзона Крузо>. Выбор Коко. В первом предложении романа сто пять слов и огромное нагромождение придаточных. Его можно сравнить с первым предложением диккенсовской <Повести о двух городах>, в котором сто двадцать слов, а сочинительная связь создаёт эффект стаккато.

Полли со смехом кивнула и спросила, не хочет ли он послушать концерт Моцарта для флейты, гобоя и альта.