Пока Ледфилды с домочадцами молились в воскресенье утром, Харви заражал грибком вентиляционные ходы в хозяйских комнатах, подумалось Квиллеру. Коко с самого начала знал, что Харви – убийца, вот почему он обрушился на голову этому малому, а прежде ни с кем себе такого не позволял.

К утру вторника Мускаунти гудел слухами. Два представителя почтенной семьи убиты, а их племянник препровожден из Калифорнии и взят под стражу по подозрению в убийстве. Люди не отходили от радиоприемников в ожидании сводки новостей, мельница сплетен работала сверхурочно, кофейни были переполнены, слухи носились в воздухе.

– Пусть скажет спасибо, что его не линчевали!

– А разве он не сын своего непутевого отца?

– Позарился на их деньги. Чего-чего, а денег у них хватало.

– Но они никогда не скупились.

– Бездетные.

– Вы знаете, что Натан играл на скрипке? А его жена – на фортепьяно. И очень даже недурно, как говорят.

– Сколько им было?

– Ещё не старые. Моя сестра виделась с ними в церкви.

– Моя соседка работала у них. Говорит, славные люди. Миссис Ледфилд помнила даже, когда день рождения у моей сестры, представляете?

– Плохо, что у них не было детишек.

– А что будет с их большим домом?

– Кто-нибудь превратит его в гостиницу.

– Нет! Только не в таком месте. С ума вы сошли, что ли?

Телефон Квиллера звонил непрестанно, но все звонки переключались на автоответчик, а потом уж он решал, ответить или нет, предпочитая хранить молчание.

Среди тех немногих, которым он перезвонил, оказался Джуниор Гудвинтер.

Молодой главный редактор сказал:

– Как тебе это понравится? Ни одна газета не вышла сегодня! Только наш специальный <ураганный> выпуск!

– Как насчёт того, чтобы состряпать специальный <убийственный>? – предложил Квиллер насмешливо.

– Ты это серьезно? Мы готовим ко вторнику специальный раздел в память о Ледфилдах. Ты не подсуетишься со статьей о <великих ушедших>? Любые предложения будут приняты с благодарностью.

– Мэгги Спренкл была их ближайшим другом. Она много чего тебе расскажет – и в самом лучшем вкусе.

– Ты ей не позвонишь? Похоже, ты любимчик Мэгги.

Квиллер фыркнул в усы.

– Каков крайний срок?

Мускаунти приходил в себя. Хотя шторм закончил свою грязную работу и в небесах сияло солнце, с лиц людей еще не сошло обиженное выражение наказанных без вины.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Во вторник вечером пикакское радио будоражило слушателей туманными новостями об убийстве.

Утром в среду вышел экстренный выпуск <Всякой всячины> с объявлением о смерти Натана и Дорис Ледфилд и бюллетень о том, что наследник Ледфилдов арестован в Калифорнии. Тираж разошелся за два часа. И остаток дня все телефонные линии округа были заняты.

Квиллер в эти дни писал в своем дневнике так много, что ему пришлось съездить в канцелярский магазин за новой тетрадью. Не классической, в матерчатом переплете, которую не стыдно хранить в Библиотеке Конгресса. Не с мелованными листами, на спиральной пружине. За обычной школьной линованной тетрадью в отвратительно коричневой клеенчатой обложке.

За канцелярским магазином располагалась типография, которой позволено было воспроизводить мудрые изречения Крутого Коко на карточках размером восемь на десять, удобных для окантовки в рамку. Выручка шла на корм животным. (Стоит отметить, что изготовителю удалось продать в Мусвилле больше рамок восемь на десять, чем во всем штате.)

Последнее изречение гласило: <Крутой Коко говорит: "Хорошенько подумай, прежде чем прыгнуть на кухонную плиту">.