После ланча Милдред отправилась восвояси, а Квиллер закрылся в кабинете и пребывал там до тех пор, пока кошачий дуэт за дверью не напомнил ему, что пора, пожалуй, и пообедать. Все трое подкрепились, причём обед прошёл в самой непринужденной обстановке. Затем Квиллер лениво развалился в своём любимом кресле, не имея желания ни читать газету, ни слушать музыку, ни писать писем, ни гулять, ни звонить кому-нибудь. Его охватила апатия, которая нередко нападает после отпуска.

Когда сиамцы окружили его, милосердно прощая почти двухнедельное отсутствие, он слегка погладил Юм-Юм и без особой убежденности сказал Коко, что он красивый парень.

Коко импульсивно спрыгнул с ручки кресла и целенаправленно отправился к большому квадратному журнальному столику, на котором Милдред оставила экземпляр «Всякой всячины». Вспрыгнув на столик, он близоруко уставился на газету. Затем, выгнув спину, распушив хвост и прижав уши, он медленно и важно обнюхал передовицу. Он кружил и кружил вокруг неё, совершая уже не раз виденный Квиллером ритуальный танец, от которого волосы вставали дыбом. Это означало, что необычные способности кота позволяют ему почувствовать какое-то отклонение от нормы, недоступное восприятию людей.

Квиллер ощутил знакомое покалывание над верхней губой. На первой странице была большая фотография Ирмы Хасселрич и на полстраницы – некролог. Он вспомнил, что Коко завыл в тот момент, когда Ирма умерла. Не прибегая к спутниковой связи, кот узнал, что происходит в далекой шотландской деревушке. Возможно, он и теперь почувствовал что-то, о чём хотел сообщить хозяину? Полли считала, что между нею и Бутси царит полная гармония, но она ни в какое сравнение не шла с тем взаимопониманием, которое установилось между Квиллером и Коко.

«Ну нет, – решил он, – в конце концов, это лишь глупое воображение».

– Я выбит из колеи смещением во времени, – сказал он сиамцам. – Давайте погасим свет и объявим, что сейчас ночь.

СЕМЬ

Квиллер превосходно выспался, но утром никак не мог сориентироваться. Он не мог сообразить, какой нынче день. Он знал только, что это тринадцатый день их поездки. После неопределённого состояния, вызванного путешествием, когда дни шли под номерами, ему никак было не приспособиться к обычным названиям дней недели, В результате на следующее утро после ужасного танца Коко вокруг некролога для Квиллера наступил не понедельник или четверг, но некий тринадцатый день.

Звон колоколов на Пикаксской площади, впрочем, наводил на мысль, что день тринадцатый может расшифровываться как воскресенье. С другой стороны, если это были свадебные колокола, он мог оказаться и субботой. Квиллер уже подумывал позвонить в отдел местных городских новостей «Всякой всячины» и спросить, суббота сегодня или воскресенье. Когда он работал для центральных газет, ему приходилось отвечать и на более странные вопросы. Не помогла ему и местная радиостанция: диктор сообщил время, температуру воздуха, скорость ветра и относительную влажность воздуха, но день недели почему-то не назвал. Что же касается получасовых последних известий, которые Квиллер считал чересчур приторными, то в субботу они были ничуть не менее слащавы, чем в воскресенье.

Если выяснится, что это суббота, значит, он приехал домой в пятницу. Однако могла ли Милдред Хенстейбл быть здесь утром в пятницу? Как школьной преподавательнице, ей надлежало бы находиться в классе, если конечно, этот день являлся для неё присутственным. Следовательно, скорее всего, сегодня было воскресенье, и церковные колокола созывали верующих на богослужение. Это послужило для Квиллера сигналом к тому, чтобы пойти в аптеку и приобрести там воскресные газеты.

Кошки нежились на солнце, и в их головках, казалось, не было ни единой мысли. Кошек не интересовало, что сегодня – воскресенье или четверг.