- Это негигиенично! - возмущалась она поначалу.
- Он спит со мной уже несколько лет, и я от этого не заболел.
- Его храп не дает мне спать.
- Он не храпит, а мурлычет. Привыкнешь. Я вот привык.
В ее словах была доля правды. Этот кот мурлыкал не так, как другие: он издавал не мурлыканье, а какой-то звонкий храп, словно человек, хлебнувший лишку.
Теперь она стояла перед клеткой, не отрываясь смотрела на чучело попугая и шевелила губами, словно шепча ласковые слова.
Эмиль сидел к ней вполоборота: ему и не нужно было на нее смотреть. Он назубок знал эту комедию, как и все прочие, которые разыгрывала Маргарита. Он улыбался смутной улыбкой, не отводя взгляда от поленьев, становившихся все чернее. Наконец встал, взял еще две чурки и подложил в камин, придав им устойчивость с помощью кочерги.
Снаружи не доносилось больше ни звука - только шелест дождя да журчание фонтанчика в мраморном бассейне. В тупике стояло в ряд семь домов, все одинаковые: в центре фасада входная дверь, слева два окна гостиной, справа окно столовой, за которой расположилась кухня. Спальни находились на втором этаже.
Еще два года назад на противоположной стороне тупика высились такие же дома под четными номерами. Их, словно картонные игрушки, смел огромный железный шар, которым орудуют при сносе зданий, и теперь пейзаж представлял собой стройку: подъемные краны, балки, камнедробилки, доски.
У троих из обитателей улочки были свои машины. Даже при опущенных ставнях слышно было, если вечером кто-нибудь уезжал. А снаружи было видно, в какой комнате расположились люди. Почти никто из жильцов не задергивал шторы, и в окнах можно было разглядеть супружеские пары, семью за столом, лысеющего мужчину, который читал в кресле под картиной в потускневшей золоченой раме, ребенка, склонившегося над тетрадью и сосущего карандаш, женщину, занятую чисткой овощей на завтра.
Вокруг стояла мягкая, обволакивающая тишина. По правде сказать, фонтан был слышен, только когда гасили в комнате свет и ложились в постель.
Дом Буэнов - его до сих пор называли домом Дуазов - стоял последним в ряду, прилегая к высокой стене, перегораживавшей тупик. У подножия стены высилась статуя - бронзовый амур с рыбой в руках. Изо рта у рыбы била тонкая струйка воды, падая в мраморную раковину.
Маргарита снова уселась в кресло перед огнем. Она уже не вязала, а, нацепив на нос очки в серебряной оправе, пробегала глазами газету, которую подобрала на полу под креслом мужа.
Черные стрелки часов медленно ползли вперед, всякий раз подрагивая и задерживаясь на цифрах 6 и 12. Эмиль не читал, никуда не смотрел, а просто сидел с закрытыми глазами: не то размышлял, не то дремал, и только иногда менял положение ног, немевших от жара. Лишь когда пробило семь, он медленно встал и, не глядя ни на жену, ни на чучело в клетке, направился к двери.
В коридоре не горел свет. Налево была входная дверь с пустым почтовым ящиком посредине, направо - лестница, ведущая на второй этаж. Эмиль повернул выключатель, прикрыл за собой дверь и отворил дверь в столовую - там было затхло и холодно. В доме было центральное отопление, но его включали только в сильные холода. К тому же столовой давно не пользовались: муж и жена ели на кухне, которую согревала газовая плита.
Буэн заботливо и внимательно выключил свет в коридоре, закрыл за собой еще одну дверь и направился в сторону кухни; как только на кухне стало светло, он погасил свет в столовой. Привычку к бережливое и он перенял у жены; кроме того, у него были и свои причины гасить свет. |