– Ты утешаешь меня, – рассмеялся Иэн, – живодерка.

– Ты почувствуешь себя гораздо лучше после этого, – заметила Элинор без малейшего сострадания. – Ну так, какие еще новости?

– Нет, ничего особенного. Ах да, одна вещь: прошел слух, что королева наконец ждет ребенка.

– Бедняга, – прокомментировала Элинор. – Интересно, что из него получится с такими отцом и матерью. Иэн рассмеялся.

– Ты ожидаешь рога и хвост? Не будь язвой – ребенок не обязательно должен в точности походить на родителей, хотя – Бог свидетель! – твои дети уж слишком похожи. И сейчас я вспомнил, о чем я хотел спросить тебя. Это ты запретила Бьорну учить Адама английскому?

– Запретила? Нет.

– Значит, Саймон?

Впервые в их разговоре Иэн произнес это имя. Оно сорвалось с его уст совершенно естественно, и он напрягся, опасаясь слез Элинор. Но реакции никакой не последовало.

– Не представляю, зачем ему это было делать. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что, мне кажется… Ой! Элинор, оставь мне хоть ту кожу, которая у меня есть. Остановись на минутку – дай мне отдышаться. – Он повернулся на бок, чтобы видеть ее. – Мне кажется, Адам хотел бы выучить этот язык, и, думаю, это неплохо – понимать, что говорят простолюдины.

– Разумеется, нет. Это даже необходимо. Я сама понимаю по английски, хотя не могу говорить. Спасибо, что ты подсказал, я поговорю с Бьорном. Иногда он чересчур осторожничает.

– Есть еще кое что… Бьорн – хороший человек, но… – Голос Иэна оборвался при звуке детского смеха, донесшегося из за дверей.

– А, вы здесь. Тогда входите, – позвала детей Элинор. – Вы тоже можете быть полезными. Иэн, ляг на живот. Адам, держи этот горшок так, чтобы мне не приходилось наклоняться к нему каждый раз. Джоанна, а ты смотри сюда. Видишь, как я прочищаю эту рану? Это не дикое мясо, которое нужно срезать, как я тебе показывала прошлый раз. Когда рана скорее на коже, чем в мякоти, широкая и неглубокая, она должна затянуться вся сразу. Необходимо быть очень аккуратной, иначе можно нанести новую, свежую рану. Видишь, вот здесь, где натерто ремнем щита, она совершенно не заживает. Она затвердевает, а потом онова открывается.

– Ты был ранен при осаде? – возбужденно спросил Адам. – Расскажи, Иэн! Ты обещал!..

– Мама, смотри сюда. Что это? – спросила Джоанна.

– Черт побери! Открылся старый рубец! Его нужно будет прочистить поглубже.

– Иэн, ты обещал! – упорствовал Адам.

– Да, сейчас, одну минутку, – пробормотал Иэн, напрягаясь, когда Джоанна под руководством Элинор раздвинула края наполненной гноем раны, чтобы ее можно было основательно промыть.

– Адам, успокойся! – выкрикнула Элинор.

– Но, мама… О, мама, можно мы будем сидеть за высоким столом во время обеда? Можно? – неутомимо тараторил Адам, подпрыгивая на месте.

– Можно, мама? – поддержала его Джоанна, оторвавшись от своей работы, так что палец ее соскользнул, и Иэн, дернувшись, застонал.

– Джоанна, ты беспечная девчонка. Адам, успокойся. Я скорее вас вообще отправлю без обеда в постель.

– Элинор, – резко сказал Иэн. – Не наказывай их в день моего приезда. Они возбуждены. Адам, если ты успокоишься, я расскажу все за обедом.

– Прости меня, Иэн, – прошептала Джоанна.

– Не думай об этом, – успокоил ее Иэн. – Ничего страшного. Просто делай то, что тебе говорит мама. И не пугайся: я не умру от боли.

– Еще один звук – и никакое заступничество Иэна не поможет. Если мне придется кричать на вас снова, то вы не только останетесь без обеда, но и отведаете хлыста, – строго предупредила Элинор.