Сан Саныч и Вербовски отправились проверять дворы по одну сторону от шоссе, мы с Игорем по другую. Встретиться договорились в пиццерии, на самой границе подотчетной зоны.
Дождь то стихал, то вновь начинал моросить, неприятно холодя кожу. Сонливость отступила, но настроение все равно было отвратительным. Я сунул замерзшие руки в карманы, накинул тонкий нейлоновый капюшон и с энтузиазмом изображал горного козла, перепрыгивая с одного участка сухого асфальта на другой. Ручейки, в один миг превратившиеся в настоящие реки, не давали проходу. Сзади вполголоса ругался Игорь. С прыжками ему везло меньше, чем мне.
На улицах не было ни души. Никто не стрелял, не бил окна и не звал на помощь. По такой погоде — вполне закономерно.
В конце концов, промочив и основательно измазав в грязи кроссовки, мы вернулись назад на Победу. До пиццерии оставалось каких-то тридцать метров, когда снова полил дождь. Чертыхаясь, мы выдали короткий спринт и буквально ввалились в стеклянные двери.
Пиццерия не изменилась: десяток круглых столов, стулья с высокими спинками, стойка и дверь на кухню. Я бывал здесь пару раз до отключки и один раз после. Но вот кого во время предыдущего посещения не было, так это четверых посетителей — трех мужчин и женщины. Парочка курила за крайним столиком в дальнем конце зала, один дремал, положив голову на сложенные перед собой руки, четвертый возился с рюкзаком. Наше появление оказалось для них сюрпризом.
Когда я хлопнул дверью, дремавший мужчина, опрокинув стул, подскочил как ужаленный. Тот, что возился с рюкзаком, дернулся и вскочил со стула, рука скользнула за спину. Курившая парочка тоже поднялась.
— Тише, свои! — выкрикнул я до того, как события начали принимать неприятный оборот.
Продемонстрировал нашивку. Такие носили все члены рейд-отрядов коммуны. На плече у стоявшего напротив меня мужчины тоже была такая.
— Вы кто такие? — напряженно спросил он, по-прежнему держа руку за спиной.
— Патрульные, кто. С перевалочного.
— Только двое?
— А вы сами кто? — вклинился Игорь до того, как я успел ответить.
Мужчина хмуро посмотрел на плечо парня, где тоже красовалась нашивка.
— Местные мы. Возвращались с Кирова, спрятались от дождя.
— Ясно.
Я вдруг почувствовал странное волнение, смутное, никак не конкретизированное. Что-то было не так. Я перевел взгляд на подошедшую парочку, на проснувшегося мужчину. Нашивок у них не было, только красные ленты дружинников. Ничего необычного: на местах часто дежурили смешанные составы из одного-двух коммунаров и парочки местных. Нет, дело явно не в лентах. Но тогда в чем? Парочка вполне обычная: парень лет двадцати пяти, слегка полноватый, с отросшими небрежно уложенными патлами, девчонке и вовсе лет двадцать, нос пипкой, длинные черные волосы, в носу и губе пирсинг. Мужчины заметно старше: лет по тридцать пять-сорок. Тот, что спал, — крепкий, хотя далеко не атлет. С нашивкой — сухощавый, среднего роста, с густой черной бородой, то ли кавказец, то ли с Ближнего Востока. В национальном вопросе я не эксперт, да и разглядеть черты лица в полумраке трудно.
— Кто у вас главный? — снова спросил Игорь.
— Степанов, — сквозь зубы ответил «кавказец». Напористость девятнадцатилетнего парня ему не понравилась.
— Степанов, — задумчиво повторил Игорь. — Антон?
— Алексей.
На миг мне показалось, что на лице «кавказца» промелькнула злая ухмылка. Уловка Игоря не сработала. Бывший депутат городской думы Алексей Степанов был фигурой известной и отвечал именно за Победу. Под приказом о нашем назначении в патруль стояла его подпись.
Игорь все так же задумчиво кивнул. Черноволосая девушка сжала руку толстощекого бойфренда, и я вдруг все понял. Четко и ясно.
Ухнуло сердце. Я почувствовал уже знакомый зуд. |