Мы с Вадимом поднялись ко входу в ажурную клетку. Ржавая металлическая дверца была прикрыта, но не заперта, а держалась только за счет просунутой в проушины замка палочки. Отворив дверцу, мы поднялись на каменную площадку. Здесь было чисто — должно быть, потомки Выпендрютого следили за прадедушкиной могилой.

Подойдя к ступеням, я с любопытством заглянула внутрь. Полуразрушенная каменная лестница вела вниз, в темную таинственную глубину склепа, откуда тянуло сыростью и могильным холодом. Меня невольно передернуло, но я справилась с этим неприятным чувством: ну, действительно, склеп — он и есть склеп, могила — она и есть могила, и холод в ней должен быть могильный, а какой же еще?

Вход в сам склеп был приоткрыт, небольшая железная дверца имела также проушины для навесного замка, но сам замок отсутствовал. Я подумала, что наверняка сюда наведываются бомжи и хулиганы и из молодечества выпивают в склепе рядом с бренными останками купца первой гильдии, так что, если заглянуть туда, возможно, найдешь пустые бутылки и прочий современный мусор, но проверять это совершенно не хотелось, а перед глазами вставали ожившие трупы, поднимающиеся из гробов, вампиры и прочие веселенькие кадры из фильмов ужасов.

— Чем ты так залюбовалась? — окликнул меня Вадим.

Я сбросила с себя тягостное оцепенение, положила на нижнюю ступеньку лестницы коричневую записную книжку и поспешно выбралась наружу.

Теперь мы должны были подготовить наблюдательный пункт для Вадима.

Благодаря тому, что эта часть кладбища располагалась на крутом берегу ручья, следующие ряды могил амфитеатром поднимались все выше и выше. Поблизости от склепа Выпендрютого была могила некоего статского советника Романовского, украшенная традиционным печальным ангелом, пригорюнившимся на живописной каменной горке. В этой горке зиял таинственный грот. Этот-то грот и показался мне подходящим убежищем для наблюдения за купеческой могилой.

Вадим нагнулся, юркнул в пещеру. Снаружи его можно было заметить только подойдя вплотную, уже в нескольких шагах от могилы он становился совершенно незаметен в глубокой тени искусственного грота.

— Ну как, удобно? — участливо спросила я.

— Как тебе сказать, — послышался из грота глухой полузадушенный голос, — бывало и хуже.

— Но ты сможешь выдержать там два часа?

— Постараюсь, — ответил Вадим с вымученным оптимизмом, — главное, чтобы никто на эту могилу не пришел, а то с перепугу и помереть могут.

— Тебе могилу Выпендрютого хорошо видно?

— Нормально, — мрачно ответил Вадим.

Оставив его на боевом посту, я поспешила к выходу с кладбища, чтобы успеть к месту встречи прежде сослуживцев Павла и прочих участников похорон и чтобы никто из них не заметил, что я уже заранее побывала на кладбище.

Переждать оставшееся до назначенного часа время в окрестностях кладбища было совершенно негде — ни одного захудалого кафе, из магазинов имелся только непонятно из каких соображений помещенный в таком месте секс-шоп с традиционно-лицемерным названием «Интим», да еще обязательный магазин похоронных принадлежностей.

В итоге мне пришлось убивать оставшееся время, прогуливаясь между расставленными по длинному залу гробами, венками и фрагментами кованых могильных оград.

Через час администратор начал на меня нервно коситься, и я сочла за благо выйти наружу и оставшийся час проторчать на солнцепеке напротив кладбищенских ворот.

Наконец с небольшим опозданием подъехал автобус похоронной службы и еще один — с толпой Пашкиных сослуживцев. Прикладывая платочек к сухим глазам, я устремилась навстречу высыпавшей из двух автобусов массовке.

Меня тут же подхватила под руку Ульяна. По случаю похорон она надела черное платье, но это платье было такой длины, что издали его можно было принять за закрытый купальник.