Изменить размер шрифта - +

— Он от моего пинка покатился кувырком вниз по лестнице и свалился прямо в склеп, а я захлопнул за ним дверцу и заложил болтом. Он тут рядом валялся, наверное, как раз для этого — дверь закрывать...

Действительно, железная дверь склепа была закрыта, и в проушины вместо замка вставлен здоровенный ржавый болт. Из склепа не доносилось ни звука.

— Так он и сейчас там сидит? — удивленно спросила я, невольно понизив голос.

— А куда же ему деться! — удовлетворенно ухмыльнулся Вадим. — Сидит, голубчик!

— А что же так тихо? Может, он шею сломал, когда падал?

— Да нет, он сначала там шуршал и дверь дергал, а потом затих — думает, мы удивимся, что тихо, и полезем проверять, тут-то он на нас и нападет... Ищи дураков! — последние слова Вадим произнес громко, явно адресуя их узнику подземелья.

— Понятно, — я снова понизила голос, — значит, они работают на пару с Пересветом. То-то я во всех действиях и словах шантажиста чувствовала удивительную нелогичность, граничащую с натуральным идиотизмом. Пересвет-то, тот поумнее будет, а этот — круглый дурак, это у него на физиономии написано, и при этом пытается, наверное, самостоятельность проявлять...

— Ну и что мы с ним будем делать? — Вадим задумчиво покосился на дверь склепа.

— А ничего, — громко ответила я, — оставим его там. Пусть посидит, поразмышляет... Ему это будет только полезно. Глядишь, поумнеет немного... Хотя это, конечно, маловероятно.

— А он там от голода не помрет?

— Не думаю. Выберется как-нибудь... со временем. Или кто-нибудь его услышит. А если похудеет немного — так это тоже полезно. Видел, какую он морду наел?

На этой мажорной ноте мы с Вадимом расстались, наскоро поцеловавшись и договорившись встретиться позднее и обсудить наши дальнейшие шаги. Мне нужно было возвращаться к могиле Павла, поскольку столь долгое отсутствие на панихиде могло вызвать горячее неодобрение общественности.

А у гроба Павла речи все еще продолжались. В данный момент выступал представитель родственников покойного, бравый шестидесятилетний дядечка с загорелым обветренным лицом. Дядечка называл покойного Павла «племяш» и с чувством рассказывал, как они с племяшом на пару крыли какую-то крышу. Я сразу же вспомнила светлой памяти домик в деревне Зайцево.

От этих родственных воспоминаний затосковали решительно все, а большая часть архитектурной мастерской уже в открытую устремилась за купчиху Растудыкину.

Валерий Васильевич подозрительно и с некоторым испугом покосился на меня — думаю, он дорого бы дал, чтобы узнать, куда я уходила. Он явно был не в своей тарелке и даже не принимал никаких мер по восстановлению дисциплины в архитектурных рядах и по пресечению массового бегства подчиненных за купчихин памятник.

Наконец все закончилось, родственники и сослуживцы потихоньку потянулись к выходу. Уже за оградой, перед тем как сесть в автобус, ко мне подошла родственница Павла, кажется, жена того самого дяди, и, неприязненно поглядывая на веселых архитекторов, сообщила, что квартира Ольги Павловны этакую прорвищу народу не вместит, тем более что эти уже помянули слишком здорово. Так что родственники решили собраться только своей семьей, а я, если хочу, могу к ним присоединиться. Я вежливо поблагодарила и отказалась. Тетка не очень настаивала, по ее представлениям, я была Павлу никто. Вот если бы жена, а то так — подруга... да, может, у него их десять было!

Вадима уже не было, нас с Ульяной подвез до метро один непьющий архитектор. Шефа я как-то упустила из вида.

 

Пройдя со всей толпой родных и знакомых покойного до ворот кладбища, Валерий Васильевич Пересвет отошел в сторонку, дождался, пока все расселись по автобусам и машинам, и наконец достал из кармана мобильный телефон, который уже больше получаса трясся в его кармане в истерических судорогах вибро-вызова.

Быстрый переход