— Да у него мать в больницу попала, он у нее теперь дежурит, а это шурин его. Он, Павел-то, и попросил нас с шурином сюда съездить, в гараж, он в гараже тонометр оставил, а матери сейчас тонометр понадобился, он и попросил нас с шурином за ним съездить, а сам он в больнице... — я попыталась суетливым многословием замаскировать сомнительность своего положения.

Кто такой шурин, и может ли он вообще быть у неженатого Павла, я не знала, но пенсионер особенно и не вслушивался в мою торопливую речь, а только выразительно смотрел на меня, переводя взгляд с моего лица на правую руку и изредка косясь на «девятку» Вадима. До меня дошел наконец смысл этих знаков, и я пошуршала перед открытой форточкой сторублевой купюрой. Сторож ловко взмахнул толстой короткопалой рукой в рыжих волосках, и купюра исчезла, а в руке у него появился ключ.

— Раз надо — тогда держи, — он передал мне ключ с таким значительным видом, как будто это был ключ от завоеванного города, и, на всякий случай проявляя дополнительную порцию бдительности, уточнил: — А ты кто ему будешь-то?

— Знакомая, — я вылупилась на него наглым взглядом, крепко зажав в руке ключ от гаража, — а что?

— То-то, знакомая, — он начал уже обратное движение к гостеприимно ожидавшему его накрытому столу, — а то в субботу-то с ним другая баба приезжала.

— Что? — В глазах у меня потемнело, и будка сторожа поплыла куда-то в сторону. — Когда?

— В субботу, — скучающим тоном повторил красномордый отставник, — в субботу утром, раненько так.

— Вы ничего не путаете, — спросила я пересохшим от волнения ртом, — он приезжал сюда в эту субботу? Может быть, это была пятница?

— Да ты что, девонька? Я в пятницу-то и не дежурил! Зачем мне что-то путать? В субботу, говорят тебе, он приезжал, рано утром.

— И что? — Я с трудом справилась со своим голосом, но сердце билось где-то явно не на месте. — И что, вы с ним разговаривали?

— Да нет. — Пенсионеру явно надоела моя настырность, и он хотел приступить к долгожданной трапезе. — Да нет, он в машине сидел, выпивши, видно, здорово. Баба эта за рулем была, она же и ко мне подошла за ключом. Так и сказала: «Паша, мол, выпивши, а нам кое-что в гараже нужно...» Ну я смотрю — машина его, Пашка сам в ней сидит, я и дал ключи. Тоже знакомая, — подпустил он шпильку, — вроде тебя.

— А как она выглядела? — спросила я, задыхаясь от волнения.

— Как-как, обыкновенно выглядела... как вы все выглядите. Да на тебя похожа. Баба как баба. Молодые бабы — они все на одно лицо.

Больше мне из него уже, видимо, ничего не выжать. Не оспаривая его оригинальное мнение о том, что все молодые женщины на одно лицо, я вернулась к машине. Сторож поднял шлагбаум, и мы въехали на территорию гаражного кооператива.

Проезжая вдоль унылого ряда бетонных боксов, мы читали крупно написанные на них черной масляной краской номера. Вот и сто семнадцатый бокс. Вадим затормозил, я вышла из машины и вставила ключ в замочную скважину.

Внутри гаража стоял сырой и затхлый запах. Оглядевшись и привыкнув глазами к темноте, я нашла на стене выключатель и зажгла свет. Вадим зашел следом за мной, оставив «девятку» на улице.

В боксе царил жуткий беспорядок. Никакой машины здесь не было, но на полу валялись сброшенные с полок и верстаков инструменты и автомобильные детали. Все шкафчики были распахнуты и опустошены. Создавалось такое впечатление, что здесь что-то в спешке искали.

Это удивительно напоминало состояние моей квартиры утром в субботу после трагических ночных событий.