— Валерии Васильевиче Пересвете. Фамилия у него такая — Пересвет, — пояснила я.

— Хорошая фамилия. Но фамилия его от подозрений не освобождает. Бумаги он у Павла взял? Взял. После этого все и случилось.

— Что случилось? Старуха умерла? Ты думаешь, он и убил старуху Скавронскую? — спросила я.

— Я ничего не думаю. Чтобы на человека убийство вешать, надо точно знать, что это он, — недовольно сказал Вадим.

— Казалось бы, чего проще... — задумчиво произнесла я. — Прихожу я к капитану Овечкину и рассказываю ему все подробно. Овечкин — это тебе не Быков, Овечкин дослушает меня до конца и кое-что, может, и поймет. Значит, рассказываю я ему про ссору Павла с Валерием Васильевичем, призываю в свидетели Ульяну, разговор заходит о найденных бумагах, его вызывают в милицию...

— Если даже его и вызовут в милицию, то он от всего запросто отопрется в течение пяти минут! — Вадим произнес это так громко, что официантка, скучавшая у стойки, оглянулась и взглядом спросила, не пришло ли уже время для кофе.

Вадим успокоил ее, что это время еще не настало, и продолжал тоном ниже:

— Сейчас я тебе объясню, почему мы не можем пойти по такому простому пути.

Я и сама прекрасно понимала, почему нельзя привлекать к этому делу милицию, то есть действовать официальным путем, но решила дать Вадиму возможность все подробно и досконально мне объяснить. Пусть ему будет приятно, пусть порадуется!

— У нас на Валерия Васильевича Пересвета ничего нет. В самом деле, кто видел те проклятые бумаги? Павел, но его нет в живых. Погиб Павел в аварии, и на первый взгляд нет в его смерти ничего подозрительного.

— Да уж, — хмыкнула я.

— Дальше, девушка эта, Ульяна. Не станет она ничего подтверждать, что ей — работа своя надоела, что ли? Шеф от всего отопрется, но ей в этой фирме больше не работать. А фирма хорошая, платят небось прилично. Кто еще видел те бумаги?

— Работяги на объекте, которые этот чертов сейф открывали, — подала я реплику.

— Работяги видели только конверт, а может, там были вырезки из дореволюционных газет или любовные письма дедушки Лидии Андреевны Скавронской к ее же бабушке? Или как раз не к бабушке, что, несомненно, интереснее, но к нашему делу никакого касательства не имеет. И потом, где те работяги? Ты знаешь, кто они, как их звали, где их найти? Да шеф наверняка давно уже перевел их на другой объект или вообще уволил, чтобы не болтали.

— Все верно, — заметила я, улыбаясь.

— Чему ты смеешься? — нахмурился Вадим.

— Таким ты мне больше нравишься, — честно ответила я.

— Да? Ну ладно, — довольно равнодушно ответил он, — значит, в милиции будет его слово против твоего, и ему, конечно, поверят больше.

— Да я вовсе не собираюсь обращаться с этим в милицию! — возмутилась я. — Ты что же думаешь — я сама себе враг? И так уже капитан Быков имеет на меня огромный зуб и глядит с подозрением!

— Ну, положим, он на всех глядит с подозрением, у него работа такая — всех подозревать, — подначил Вадим.

— А если еще признаться, что Павла убили в моей квартире, то он меня точно из милиции не выпустит, сразу в камеру определит! Будешь передачи носить?

— Буду, — не задумываясь, ответил Вадим, — буду обязательно, но лучше не надо.

— Ну, и что делать? Ждать, когда тот тип снова позвонит, и отдать ему записную книжку? Мне ведь она больше не нужна, адрес Скавронской мы и так знаем.

— Постой! — воскликнул Вадим снова слишком громко, так что официантка без вопросов решила принести нам кофе. — Он, этот тип, как раз и хочет получить записную книжку, чтобы никто не увидел там адреса Лидии Андреевны Скавронской! Да он и Павла-то убил только за то, что тот об этом знал!

— Чего там он! Говори уж — шеф! — сказала я.