– Чтобы привести это чудовище на Землю.

– Да, – эхом отозвался Фортунато. – Чтобы привести его на Землю.

Эйлин наконец перестала улыбаться.

* * *

Они заговорились дотемна. Ночь была ясная и холодная, и сквозь яркий свет люстры Фортунато различал звезды. Ему хотелось отключить их.

– Уже поздно, – сказала Эйлин. – Мне пора.

Это застало его врасплох. После дня, проведенного за совместной работой, его переполняла нервная энергия, хмельное возбуждение погони. Ум женщины восхищал его, и так хотелось, чтобы вся она раскрылась ему – ее секреты, чувства, ее тело.

– Останься, – попросил он, тщательно следя за тем, чтобы не использовать свою силу, не превратить просьбу в принуждение. – Пожалуйста.

В животе у него похолодело.

Эйлин поднялась, натянула свитер, брошенный на подлокотнике кресла.

– Мне нужно… переварить все это, – сказала она. – Слишком много всего для одного раза. Прости. – На него она не смотрела. – Мне нужно время.

– Я провожу тебя до Восьмой авеню, – предложил он. – А там ты сможешь поймать такси.

Звезды, казалось, излучали холод, какую-то ненависть к самой жизни. Он втянул голову в плечи и глубоко засунул руки в карманы. Несколько секунд спустя рука Эйлин обвила его пояс, и он на ходу привлек ее к себе.

Они остановились на углу Восьмой авеню и Девятнадцатой улицы, и почти тут же подъехало такси.

– Можешь не говорить, – сказала ему Эйлин. – Я буду осторожна.

В горле у Фортунато застрял такой тугой ком, что он не смог бы произнести ни слова, даже если бы захотел. Он обхватил ладонью ее затылок и поцеловал ее. Губы оказались такими нежными, что он оторвался от них и развернулся, чтобы уходить, и только тогда понял, какое восхитительное это было ощущение. Он обернулся – она стояла на том же месте. Фортунато поцеловал ее еще раз, настойчивей, и на мгновение она прильнула к нему, а потом отстранилась.

– Я позвоню, – сказала она.

Он провожал такси глазами, пока машина не скрылась за углом.

* * *

В семь утра следующего дня его разбудили полицейские.

У нас в морге мертвый подросток, – сообщил первый. – Кто-то переломал ему шею. Неделю назад в парке у Клойстерс. Вам что-нибудь об этом известно?

Фортунато покачал головой. Он стоял у двери, рукой придерживая халат на груди. Если они войдут, то увидят и пентаграмму, начерченную на полу, и человеческий череп на книжной полке, и рассыпанные на кофейном столике самокрутки с марихуаной.

– Его дружки говорят, что видели вас там, – заметил второй.

Фортунато взглянул ему в глаза.

– Меня там не было, – произнес он. – Вам очень хочется в это поверить.

Второй полицейский кивнул, а первый потянулся к пистолету.

– Не нужно, – сказал Фортунато. Первый полицейский не успел вовремя отвести глаза. – Вы тоже в это верите. Меня там не было. Я чист.

– Чист, – повторил первый полицейский.

– А теперь уходите, – велел Фортунато, и они ушли.

Он уселся на кушетку; руки у него тряслись. Полицейские вернутся. Или, скорее, пришлют кого-нибудь из джокертаунского отдела – того, против кого его способности будут бессильны.

Ну вот, теперь он больше не уснет. Все равно его сны наводняли страшные чудовища размером с Луну – они шевелили щупальцами, заслоняя небо, проглатывали город.

Фортунато вдруг понял, что в квартире никого нет. Он уже и не помнил, когда в последний раз проводил ночь в одиночестве.