Ничего личного. Просто работа. Он собирается разрушить мир – так говорил Эзра. Готова ли она была так рискнуть? Ответ внезапно показался ей очевидным.

Не просто очевидным, а единственно возможным. Никаких других не осталось.

– Не знаю, – сказала Либби, – да мне и все равно.

* * *

Сдерживать воспламенение, взрыв чистого термоядерного синтеза было трудно с самого начала. Либби практически моментально ощутила, как стирается расстояние между нею и Нико. Они всегда были как звезды на взаимной орбите, в вечной погоне друг за другом, неслись быстрей и быстрей, пока однажды не сцеплялись и не сливались с самой орбитой. Грань, за которой заканчивался он и начиналась она, неизбежно становилась неважной. Ее магия отвечала на его так, словно происходила из его тела. Его сила соединялась с ее, словно бы отыскала наконец путь домой.

Это было прекрасно, просто прекрасно. Мгновение чистой синхронности было как встреча с судьбой. Как поцелуй в конце фильма, когда две души становятся едины. Либби чувствовала, что сейчас все иначе, потому что они оба приняли это. Ссориться больше не было смысла. Не было смысла лгать. Оковы их личных сил пали в тот момент, когда они покорились неизбежному – необъяснимому и неоспоримому. В тот момент, когда они наконец сказали «да», и отворилась дверь.

Но еще труднее было смотреть. Либби видела на лице Тристана блаженство, понимание судьбы. Кончиками пальцев он тянулся – словно Адам, смиренно устремивший руку к Богу. Лоб Нико блестел от пота, на губах промелькнула улыбка, на лице – триумф, умиротворение и принятие. Отныне он может быть доволен, возможно, даже счастлив. Он осуществил свою цель и предназначение. Он отстоял свое и стал цельным, а она сказала себе, что не чувствует горечи. И зависти.

Либби увидела Далтона. Он мерцал. В его глазах вспыхнуло что-то. Она увидела Гидеона. Однако глаза Далтона… в них было что-то такое. Безжизненное, противоестественно тихое. Она увидела Гидеона, протянутую руку Тристана, вспышку безумия на лице Далтона (он вообще спрашивал ее об Атласе?).

Она видела Гидеона. «Никак не найду его».

Нико заверил ее: «Я доверяю тебе, Роудс».

Тристан и вино. Все закончено? Сломано?

Она видела Гидеона. «Никак не найду его».

Он знает, сообразила она. Он все время знал.

Теперь она видела Гидеона ясно. Он не был кошмаром. Кошмар снился ей. С Далтоном было что-то не так, а ее тянуло, разматывало, словно клубок нити. Мог ли Эзра ошибаться? Он называл Атласа опасным: «Его план уже приведен в исполнение». Но Атлас не был оружием. Оружием была она. Все в этой комнате – стрела, и Далтон принадлежал к их числу.

Она видела Гидеона, видела безмятежного Нико, изумленного Тристана, понимала, что во вселенной нет ничего откровенно уродливого без частички прекрасного; как нет ничего откровенно хорошего без тени дурного.

Откуда Далтон черпал энергию? Она видела Гидеона. Она видела то, в чем стоило усомниться, противоречие, с которым надо было разобраться с самого начала: «Мисс Роудс, ничто во вселенной даром не приходит». Даже жизнь. Особенно жизнь. Она видела Гидеона. Она видела Нико. Она либо сможет сейчас, либо уже никогда.

Но что это значит, как это – смочь?

С Далтоном было что-то не так. Что-то не так было с ними со всеми – они никогда не насытятся. Общество – болезнь и отрава. Она всегда это знала. Всегда была права. Она всегда ошибалась. Она видела Нико, видела, что он вновь сумеет ее убедить, убедить в чем угодно, а она его слушала, как всегда. Она видела Гидеона. В ней что-то искривилось, нечто только ее, что несла лишь она. Ее личное бремя.

«Я доверяю тебе, Роудс». Этот выбор могла сделать только она.