— Пошел вон! — сквозь зубы выдавил Андрей.

— Да ты что, Николаич? — засмеялся Бутенин. — Я им, дуракам, говорю: чего вы всполошились? Да он к девкам пошел! Приглянулась бабенка — он с ней где-нибудь и… А утром явится!

Бутенин поднял френч, расправил его и повесил на гвоздик, прибрал портупею и встал у окна, пытаясь заглянуть в лицо.

— Я им говорил: видно же было, как ты на баб пялился… А они… Понятное дело, после тюрьмы-то — ого! Да и жизнь какая кругом!

Андрей схватил Бутенина за грудки, притянул к себе. Тот, распираемый каким-то внутренним торжеством, не сопротивлялся и вис на руке, как мешок с тряпьем.

— Уйди, Тарас, — тихо попросил Андрей. — С глаз долой.

— Уйду, уйду, — торопливо забормотал Бутенин, счастливо сияя. — Слышь, Николаич? Раз ты пришел — теперь мне Тауринс пропуск в Кремль достанет! Посулил так! А раз посулил — он сделает! И я Ленина увижу! Вождя!

Андрей выпустил Бутенина, подтолкнул его в спину. Тарас механически пошагал к двери, но спохватился:

— Андрей Николаич! А из Красноярска телеграмма! Тебя поздравляют! И ждут!..

— Ради Бога, иди! — взмолился Андрей. — Оставь меня. Видеть никого не хочу!

Когда Бутенин вышел, Андрей лег грудью на подоконник и прикрыл глаза.

Через несколько минут Тауринс распахнул дверь и, впустив Шиловского, застыл на пороге.

— Здравствуйте, Андрей Николаевич, — вежливо поздоровался Шиловский и подал руку. — Объясните мне, что с вами случилось? Где вы были?

— У вас в гостях, — сдержанно бросил Андрей, по-прежнему сцепив руки за спиной. Шиловский несколько секунд подержал на весу свою ладонь, готовую для пожатия, затем осмотрел ее и сунул в карман.

— Вы, батенька, напрасно обижаетесь, — заметил он. — К сожалению, я был занят и не мог вас встретить. Неотложные дела.

— Я не обижаюсь, — отчеканил Андрей.

— В таком случае скажите: что с вами происходит? — потребовал Шиловский и, резко обернувшись к двери, приказал: — Выйдите, Тауринс!

Телохранитель равнодушно прикрыл за собой двери.

— Происходит то, что и должно происходить, — сказал Андрей. — Кончилась щенячья радость. И началось похмелье.

— Конкретнее, пожалуйста, — Шиловский сверкнул стеклами пенсне и затворил оконные створки, брякнув шпингалетом.

— Я сел не в свои сани, — спокойно объяснил Андрей. — И теперь хочу исправить ошибку. Прошу вас вернуть меня в Бутырскую тюрьму. Мандат я возвращаю.

Он достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумагу и положил на тумбочку, к ремню. Затем расслабленно сел на кровать, откинулся к стене и забросил ногу на ногу.

— Ждете, когда я пришлю конвой? — спросил Шиловский и прошелся по комнате. — Так вот, не дождетесь, Андрей Николаевич. И не валяйте дурака.

— Я сказал все, что хотел, — отрезал Андрей.

Шиловский поставил табурет напротив него, тяжело сел, пощупал руками свои худые колени. Затем снял пенсне и покачал его на шнурке, словно маятник часов.

— Что ж, теперь скажу я, — голос его потвердел. — Не вы, а мы посадили вас и в Бутырки, и в сани, как вы изволили выразиться. И где вам сидеть — решать нам. И сколько сидеть — нам решать.

— А кто вы такие? Кто?! — вскрикнул Андрей, теряя самообладание.