Салли предложила мне сигарету и закурила сама.
— Вот какие дела, — сказала она.
У Салли удивительно красивые глаза, янтарный блеск которых оттеняет светло-коричневая кожа. Левый глаз слегка косит, — это легкое косоглазие придает ее лицу какое-то задумчивое выражение, почему-то делая его чрезвычайно сексуальным. У нее неплохая фигурка, рост около пяти футов шести дюймов. Она сидела рядом со мной, скрестив ноги, и рубиновые серьги гармонировали с босоножками на высоких каблуках.
— Встречаешься с человеком, а потом случается вот такое, — произнесла она, покачав головой, и затянулась сигаретой.
— Вы были хорошо знакомы с Мишель? — спросил я.
— Довольно хорошо. Ладила с ней больше, чем с другими соседками. Вы же знаете, она жила всего через три дома от нас. Единственная белая женщина в нашем квартале.
— И она была для вас только соседкой?
— Ну, подругой. Наверное, мы были друзьями, если учитывать все обстоятельства.
— Какие обстоятельства?
— Мишель — белая, а я — черная. Много найдется в этом городе белых, у которых есть близкие друзья среди черных?
— А вы именно так относились к ней? Как к настоящему другу?
— Скажем так: подставляла ей свое плечо, чтобы выплакаться.
— Это как же?
— Когда Кинг-Конг принимался за свое, она звонила мне.
— Кинг-Конг?
— Джордж. Ее муж.
— Как понять: «принимался»?
— Ну как… всякие там разборки, ясно?
— Что вы под этим подразумеваете?
— Чудовище ревнивое, вот кто он.
— Вы хотите сказать, что он ее ревновал?
— Это еще мягко сказано. Вы только представьте себе сами. Вот такая женщина, как Мишель, — такая красавица, и выходит замуж за обезьяну, — разве не станет он подозревать ее, даже если и захочет верить? Разве не так?
— Кажется, я не совсем понимаю вас. Что именно он подозревал?
— Просто ненормальный, вот и все.
— Ненормальный, — в каком смысле?
— Ну, — сказала Салли, — понимаете: этот человек чересчур чувствительно относился к каждому, на кого смотрела Мишель.
— А она смотрела на других?
— Нет, нет, Мишель была чиста, как лилия. Это он все напридумывал, понимаете?
— Вы сказали, что Харпер обвинял ее…
— «Обвинял», может, слишком сильно сказано.
— А как вы сказали бы?
— Скажем так: он подозревал, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам.
— Это она так говорила?
— Мишель обычно прибегала ко мне вся в слезах, жаловалась, что он все время ее лупит.
— Ясно. Значит, делилась с вами своими горестями, верно?
— Доверяла мне, верно.
— И как часто такое случалось?
— Что случалось?
— Когда она вам жаловалась, что муж обвиняет ее…
— Нет, не обвиняет.
— Салли, — сказал я, — мне никак не удается понять: обвинял или не обвинял Харпер свою жену в том, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам?
— Мишель мне говорила, что он подозревает ее в этом… вот как правильно.
— И за это он ее бил?
— Верно.
— Так он все-таки обвинял ее, так получается?
— Если хотите, можно и так сказать, — согласилась Салли, пожав плечами. |