По территории кладбища слонялось не меньше трех дюжин полицейских, похожих на призраки в своих блестевших под дождем плащах. Глаза их неустанно обшаривали раскисшие от дождя дорожки, руки так и тянулись к рукояткам револьверов, чьи контуры ясно обрисовывались под дождевиками. Мне вдруг стало тревожно: только бы у Харпера хватило ума не появляться здесь сегодня. Я подошел к Оуэну, который все еще стоял у раскрытой могилы, держа над головой зонтик.
— Как вы? — спросил я.
Он оторвал взгляд от могилы и посмотрел на меня.
— Чудовищно все это, — ответил он.
— Я удивился, увидев вас.
— Мы ведь были женаты, — сказал он. — Когда-то любил ее, — добавил, пожав плечами, и побрел к стоянке машин — грязной неогороженной площадке на поросшем травой холме. Дождь не утихал. «Уже пошел!» — подумал я, вспомнив Шекспира. — «Первый убийца. „Макбет“, акт III, сцена 3». В годы учебы в колледже на Северо-Западе на втором курсе я играл Макдуфа. Наш доморощенный критик так отозвался о моей игре в школьной газете: «В отставку, Макдуф! Убирайся вон, бездарный Хоуп!» Наши зонтики, Оуэна и мой, слегка касались друг друга, как два шпиона, обменивавшихся секретами.
— Как думаете, кто мог это сделать? — спросил я.
— Не знаю.
— Как вам кажется, это Джордж Харпер?
— Ни в коем случае. Харпер, может, и дурак, но уж никак не сумасшедший.
— Полиция вас допрашивала?
— Естественно. Бывший муж? Скандальный развод? Значит, он.
— И что же?
— По их вопросам — где находился в такое-то время — догадался, что Салли убили в промежутке между двумя и четырьмя часами дня. А я весь день в понедельник не выходил из магазина, с восьми утра и до закрытия, до семи часов. Понедельник у меня тяжелый день, по понедельникам да еще по субботам работы хватает. Все запасы спиртного, которые алкаши припрятывают на выходные, к понедельнику кончаются, и они, как стадо баранов, собираются у магазина. Полицейские заявились ко мне почти в полночь. К тому времени уже знал из выпуска новостей, что тело нашли в семь часов вечера, когда соседка, Дженни Пирс — я ее знаю, приятная женщина, — зашла к Салли вернуть блюдо для пирога или что-то еще. Объяснил полицейским, что в семь часов как раз запирал магазин и у меня всего-навсего миллиона полтора свидетелей, которые принесут присягу на ящике «Чивес Регал», что, как положено, я простоял за прилавком весь день. Полицейские поблагодарили, что нашел для них время — был уже час ночи, — и уехали, сказав на прощанье: «Держись от греха подальше». В этом городе меня знают как честного бизнесмена уже десять лет, с тех самых пор, как вернулся домой с Севера. За все годы меня ни разу не оштрафовали даже за неправильную парковку машины в этом проклятом городе, а теперь говорят: «Держись от греха подальше». Забыли только обозвать «ниггером».
Мы уже подошли к его машине, синему «понтиаку», и Эндрю рылся в карманах в поисках ключа. Блум с полицейским капитаном, все еще продолжая беседу, с трудом взбирались по склону холма к стоянке машин.
— Прошлой ночью разговаривал с Китти Рейнольдс, — сообщил я.
Оуэн, отпиравший дверцу машины, поднял глаза.
— Вот как? — сказал он.
— Да. — Помолчав, спросил: — Еще встречаетесь с ней?
— Никогда.
— Как же так?
— Все имеет конец, приятель, течение уносит людей друг от друга.
— Когда же это кончилось?
— Да как раз незадолго до того, как началась вся эта заваруха. |