— Может, его просто нет? — беспокойно сказала Фириша. — Может, он водит нас за нос? Я хотела сказать, водит преступник, а рисунка нет.

Ошена молча хмурилась.

— Должен быть, — ответил Шеки с досадой.

Унда упёрла руки в поясницу, крякнула и потянулась, запрокинув голову.

Она чуть не упала. Неловко попятившись, она вскрикнула и ткнула пальцем вверх.

— Он там!

Не спрятанный от глаз, скрытый только тенью от козырька крыши, лиловый цветок склонялся над ними с уровня второго этажа. Они могли бы найти его много раньше. Они просто не смотрели вверх.

— Высоко, — сказал Риу. — Как он туда забрался?

— Стремянка?

Шеки хмыкнул.

— Человек втихую выбирается из запертого общежития, — предположил он. — Со стремянкой. Крадётся по улицам. Со стремянкой. Тащит банки красок. И стремянку. Влезает на режимную территорию. Со стремянкой…

Унда засмеялась.

— Глаза! — в ужасе закричала Ошена.

Но было уже поздно.

Сумеречный воздух дрогнул и взорвался безумной радугой. Зелёные побеги стекли вниз со стены и вбились в асфальт отбойными молотками, а снизу рванулись, вспарывая его полотно, десятки, сотни древесных стволов. Сотни тысяч цветов раскрылись в ветвях. Ошмётки асфальта засеребрились жидким металлом. Поднялся жаркий туман. Поплыл дурманящий, сладкий, удушливый запах. Высоко в кронах заметались пронзительные дикие крики. Кричали цветы. Каждый бутон выкашлял каплю жгучего чёрного нектара и выбросил изнутри себя новый бутон, кроваво-алый, четырёхлепестковый — четыре клыкастые челюсти и длинный, очень длинный гибкий язык-удавка.

Гремели выстрелы. Риу методично сбивал пасти, пытавшиеся в него вцепиться, и одновременно пытался подальше оттеснить Ошену. Со стуком упал пустой магазин, Риу за долю секунды вбил в пистолет другой.

— Стреляйте в рисунок! — заорала Фириша. — Стреляйте туда, где он был!

Но проделать такое могла только она сама. Унда и Шеки, даже не переглянувшись, обступили её с двух сторон и прикрыли огнём. Ларфид прикрыл их самих.

В какой-то миг озарения он понял, что роща клыкастых цветов — не просто злобная и хищная тварь, что у неё есть воля и разум, и этот разум отлично понимает, кто из людей наиболее опасен.

Цветы упорно тянулись к Ошене.

Риу начал стрелять первым и первым расстрелял боезапас. Языки захлестнули его. Он завопил, падая. Четыре пули Ларфид всадил в ближайшие пасти, рискуя задеть Риу.

— Назад! — взвыл он, но Ошена не услышала его.

Или не поняла.

Или просто проигнорировала.

Она схватила Риу за руку и попыталась оттащить. Она не была настолько крепкой и тренированной, чтобы прицельно стрелять одновременно с этим. Она была прирождённой наставницей, она любила и берегла своих учеников, готовая рисковать жизнью ради них, она просто была старой.

Три пасти вцепились в неё одновременно — в обе руки и бедро. Все три уже были подстрелены и истекали кровавым соком. Но клыки в плоть они запустить смогли.

Секунду спустя Фириша разбила рисунок, и выброс сошёл на нет.

Риу корчился в луже, держась за плечо и лодыжку. Он шипел сквозь зубы, подвывал и грязно ругался, но когда Ларфид шагнул к нему, тотчас поднял ладонь:

— Я в порядке. Побитый только. Отдышусь и встану.

Ошена лежала неподвижно. Её лицо казалось таким спокойным, словно она спала.