Руби знала, что это головная боль, и, приходя в себя, задавалась вопросом, чем вызвана боль. Ее головной болью был Римо. Второй причиной головной боли было то, что она работает на правительство. Будь у нее хоть капля здравого смысла, она никогда не сунулась бы в ЦРУ, а потом в КЮРЕ, а преспокойно продолжала бы торговать париками в своем магазинчике в Норфолке, штат Виргиния, создавая собственный бизнес; со временем она расширила бы поле деятельности и скопила достаточно денег, чтобы к тридцати годам отойти от дел и начать наслаждаться жизнью.

Но нет, она поступила по другому. Она оказалась такой умницей, что пошла на правительственную службу. Вот вам и головная боль. Головной болью был Римо, а также Чиун и Смит. Да, не забыть родного братца по имени Луций. Этот доставлял ей не, боль в голове, а настоящее жжение на полметра ниже.

Стоило ей открыть глаза, как головная боль стала нестерпимой. Ей казалось, что в основание затылка ее укусил гигантский слепень. Она попробовала дотронуться до места укуса правой рукой и потерпела неудачу. Скосив глаза, она убедилась, что ее правая рука привязана к кровати. Так же обстояло дело с левой рукой и с остальным телом. Она лежала на больничной койке, перехваченная широкими толстыми брезентовыми полосами, препятствовавшими какому либо шевелению. Она мигом все вспомнила: струя в лицо при попытке к бегству!

В противоположном углу сидела доктор Елена Гладстоун. Она говорила по телефону. Увидев, что Руби очнулась, она широко улыбнулась и направилась к пленнице. Помещение было ярко освещено лампами дневного света, вмонтированными в потолок. Недавно Руби уже видела подобные светильники, вот только где? Вспомнив, она содрогнулась: в городском морге!

– Как самочувствие, мисс Гонзалес?

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я многое о вас знаю: имя, место службы, род занятий. Я знаю также, кто такие азиат и американец, не дающие мне покоя. Мне известны ваши подозрения относительно трагических событий в семье Липпинкотта и гибели мистера Мидоуза.

– Вы накачали меня наркотиками! – Это был не вопрос, а констатация неприятного факта.

– Да, дорогая. Теперь скажите, как вам нравится умереть?

– Одно из двух: либо не слишком, либо вообще не нравится.

– И то, и другое неприемлемо, – сообщила доктор Гладстоун. – Придется поискать что нибудь получше.

– Не торопитесь. Я ведь не спешу.

Кошачьи глаза Руби успели оглядеть всю комнату. Вдоль стен стояли клетки с крысами и хомяками. На столике поблескивал скальпель. Она подумала, что у нее остались кое какие шансы.

– Да, вы знаете обо мне все, – сказала Руби. – На меня произвела сильное впечатление обстановка в лаборатории, вот только я никак не могу взять в толк, чем вы тут занимаетесь.

– Ничего удивительного, – ответила доктор Гладстоун, – Это мало кому по зубам.

Ее не подловить, как ребенка. Что ж, попробуем сыграть на тщеславии.

– Ваши достижения по части пептидов – настоящий прорыв в науке, – сказала Руби.

Доктор Гладстоун приподняла брови.

– Пептиды? А вы начитаны!

Руби проигнорировала снисходительный тон.

– Одного не пойму: как вам удается, синтезировав вещества, присущие одному виду, заставить их воздействовать на совершенно другой вид.

В глазах рыжеволосой ученой загорелся интерес.

– Я их не синтезирую. В ход идут натуральные вещества. Путем синтеза получено только одно соединение, благодаря которому все и заработало. Помните, при трансплантации органов требуются медикаменты, предотвращающие отторжение органов из чужого организма?

– Помню, – сказала Руби.

– Я получила методом синтеза базовые компоненты, предотвращающие отторжение, и сумела связать их с пептидными.