Санитар терпеливо ждал, когда выровняется его дыхание, и, как только Кэл сделал глубокий вдох, его снова погрузили в воду.
Он вспомнил – по крайней мере, какими-то фрагментами, – что с ним произошло. Ужас от вида – и запаха – заживо сжигаемого человека. Остроту и ясность восприятия, быстроту, с которой Агилар принимал решения. Его праведную ненависть к тамплиерам, творящим такие зверства. Глубокую любовь и доверие, связывающие Агилара и Марию.
И город далеко внизу, заполненный тамплиерами и…
Кэл пришел в себя – с кислородной маской на лице, он лежал в соленой, нагретой до температуры тела воде. Вокруг что-то говорили об электричестве, стимуляции гальваническим током и еще о чем-то подобном. Достаточно, чтобы понять, что это лечение, а не пытка. Чтобы иметь минимальный контроль над ситуацией, он потребовал снять маску, без которой они не смогут долго держать его под водой.
Сверху лился тусклый голубоватый свет, ряд лампочек подсвечивал снизу черные металлические стены комнаты. Над водой поднимался легкий пар. Если бы он не был связан в этой чертовой клетке, а попал сюда по собственной воле, то процедура могла бы быть даже приятной.
Он не имел представления, как долго все это продолжалось, но понял, что к нему вернулась способность здраво рассуждать… и галлюцинации прекратились. По крайней мере, хотя бы в этом санитары его не обманули.
Они не спрашивали его о самочувствии, а ему не хотелось об этом рассказывать.
Когда его в пятидесятый, а может быть, и в тысячный раз вытащили из воды, он увидел… нет, не Агилара. Софию. И понял, что он в реальности. Но не знал, хорошо это или плохо.
Она проверила данные о его состоянии, прежде чем направиться в реанимационную, и осталась довольна тем, как быстро он восстанавливается. Но София до сих пор не понимала, как отнестись к своему поведению в момент его рассинхронизации. Такая лавина эмоций была ей непривычна.
– Я не чувствую ног, – сообщил Кэл, когда София подошла к краю бассейна и внимательно посмотрела на него.
Спокойствие, с каким он констатировал факт, восхитило ее.
С таким же спокойствием она ответила:
– Паралич временный.
Казалась, он принял это с полным смирением.
– А как насчет плохих новостей? – спросил он.
– У тебя произошла рассинхронизация. Это вызвало неврологическое расщепление, но ты справился. – Она помолчала и добавила: – На этот раз.
Кэл посмотрел на нее, отблески света, отраженного от поверхности воды, замысловатым рисунком скользили по его телу. Его глаза были одного цвета с водой в бассейне, в них страх смешивался с болью.
– Я там умру?
София ответила не сразу. Она присела рядом с ним, закинув ногу на ногу и наклонившись вперед.
– Нет, – сказала она, – если будешь входить в «Анимус» добровольно.
Она мягко улыбнулась. Кэл отвернулся, и отблески света забегали по его лицу.
– Кэл, мы положим конец страданиям, – продолжала София совершенно искренне. – Навсегда.
– Я не могу этого сделать, – ответил Кэл.
И это не был крик протеста или отчаяния. Все было сказано просто и однозначно и потому еще сильнее огорчило Софию.
– Ты сможешь, – сказала она.
Кэл повернул к ней голову, ему хотелось верить ей, но осторожность и подозрительность не позволяли это сделать. Неожиданно – и это тоже ее ранило – София вспомнила свое детское горе: бездомную собаку, попытки ее приручить и конец всех надежд…
София вздохнула, обдумывая следующий шаг. Отцу не понравится ее идея. Это может дать результат, обратный желаемому. Но что-то внутри подсказывало ей, что она правильно поступает. |