Музыка стала тише, бешеный ритм замедлился. Она с легким сожалением отпустила горячий шест и сошла со сцены.

Ледяные глаза мужчины в кожаном костюме горели адским огнем желания. Она подошла и потерлась обнаженным бедром о его ногу.

– Тебе здесь нравится? – промурлыкала она.

– Конечно, крошка, – ответил он, кладя руку на ее колено. – Как здесь может не нравиться?

За три дня до начала Последней Войны. Аверс

– Слышь, Толян! Знаешь, за сколько Тарас вчера впарил немцу «Железный крест» второй степени?

Тот, кого назвали Толяном, широко зевнул, демонстрируя полнейшее равнодушие. Он даже не потрудился прикрыть рот ладонью, и проходящая мимо девушка осуждающе фыркнула. Зевок автоматически растянулся в ехидную ухмылку.

– Иди-иди мимо, корова. Фыркать будешь дома в стойле, – сказал Толян девушке вслед и, когда она ускорила шаг, довольно потер ладони. После чего вполоборота повернулся к напарнику: – Ну и че?

– Так прикинь! – горячо продолжал огненно-рыжий напарник, увлеченно ковыряя пальцем в ноздре. – Крест за пятьсот гринов впарил! Гнутый, ржавый, без ленточки…

Толян рассеянно кивнул, наблюдая, как напротив их прилавка располагается группа музыкантов, сплошь состоящая из оборванных и волосатых типов. Типы вытащили гитары и какие-то трубы – Толян не разбирался в духовых инструментах – и начали наяривать. Сначала потихоньку, потом все громче и громче. Самый волосатый из компании, схватив микрофон с болтающимся куском провода, прокашлялся в него и вдруг завопил громко и непонятно.

Народ, прогуливающийся по Арбату, шарахнулся в сторону. Милиционер, дефилирующий неподалеку, бросил взгляд на извивающегося певца, скривился, как от зубной боли, и медленно поплыл прочь. Арбат – московский Монмартр, где каждый изгаляется как может, и ему за это почти никогда ничего не бывает.

– Все, на сегодня торговле кранты, – сказал Толян и, зло сплюнув сквозь зубы, принялся собирать с прилавка значки, старые ордена, фуражки, облезлые от времени, а чаще искусственно состаренные каски и новые генеральские папахи. Все это он, не церемонясь, сваливал в громадную спортивную сумку. – Народ теперь не у прилавка будет стоять, а от этих придурков спасаться.

Он смерил взглядом рослую и жилистую фигуру солиста.

– Ух, я б тебя, – мечтательно простонал он и хрястнул поддельной немецкой каской по прилавку. Пятно ржавчины на гнилом металле осыпалось внутрь и стало дырой.

– Ты б с товаром поосторожней, – неуверенно сказал напарник.

– С чем?

Толян удивленно уставился на товарища, как будто тот сморозил несусветную глупость.

– Это дерьмо – товар? Ты, Васек, перегрелся, да? Мы сегодня сколько заработали?

– Ну-у, – неуверенно протянул рыжий Васек.

Он был уже сам не рад, что вякнул не по делу. Толян был намного сильнее и старше на пять лет. По этой причине младшего брата он считал молокососом и в бизнес взял его исключительно по доброте душевной и в силу родственной привязанности, о чем каждодневно тому напоминал.

– Вот тебе и «ну-у…». Десять баксов за целый день. За целый день, а! Куда это годится?

– Никуда не годится, – покорно согласился младший брат, горестно повесив огненную голову, как приговоренный к смерти смутьян на картине «Утро стрелецкой казни».

– Правильно, никуда.