Несколько человек были спасены от трудовых лагерей, а несколько – переведены из тюрем строгого режима в обычные колонии благодаря ее заступничеству. Мария Ивановна помогла детям ее друзей поступить в университеты. Хуже пришлось тем, кто в детстве насмехался над ее русским именем, хотя и в этом случае она помогла одному из насмешников, проявив тем самым еще и милосердие. В результате она все еще оставалась частицей небольшого пригорода столицы Эстонии, хотя уже давно переехала в Москву. Немалое значение имело и то, что ее муж только один раз сопровождал жену на родину, в дом, где она провела детство – Она не была злопамятной и представляла собой человека, привыкшего к уважению, являющемуся следствием власти, подобно принцессе в былые времена, вела себя деспотично, но не обижая окружающих. На лице ее застыла маска высокомерия, что соответствовало образу. Прелестная девушка двадцать пять лет назад, она и сейчас оставалась красивой, хотя и казалась слишком серьезной. В свете официального положения, которое занимал ее муж, она вынуждена была играть свою роль в этой игре – не в такой степени как жена западного политического деятеля, разумеется, но ее поведение по крайней мере должно было быть выше подозрений. Теперь у нее накопился немалый опыт. Те, кто следил за ней, никогда не смогли бы догадаться, о чем она думает.
Мария Ивановна не могла понять, что происходит. Ей было ясно лишь одно – все это исключительно серьезно. Муж попросил ее быть в определенном месте в определенное время, не задавать ему никаких вопросов и только пообещать, что она поступит в точности, как ей скажут, невзирая на последствия. Эти слова, произнесенные спокойным, бесстрастным тоном на фоне шума воды, текущей из крана на кухне их квартиры, напугали ее не меньше, чем грохот немецких танков на мостовых Таллинна в 1941 году. Но пребывание в немецкой оккупации научило ее одному – она поняла, насколько важно выжить.
Ее дочь не знала, что происходит. На ее поведение нельзя положиться. Катя – их единственный ребенок – никогда не сталкивалась в своей жизни с опасностью, только с редкими неприятностями. Она училась на первом курсе МГУ, на экономическом факультете, а досуг проводила в кругу отпрысков таких же сановных родителей, как и ее. Она уже была членом партии – восемнадцати лет достаточно для приема в ее ряды – и тоже играла уже выделенную ей роль. Прошлой осенью вместе с однокашниками она трудилась на полевых работах по уборке урожая – главным образом ради фотографии на второй странице «Комсомольской правды». Нельзя сказать, что ей это особенно нравилось, но в соответствии с новыми веяниями детям могущественных родителей «советовали» по крайней мере делать вид, что они трудятся наравне с другими. Ну что ж, могло быть и куда хуже. После испытания уборочной страдой она вернулась с новым приятелем, и ее мать не покидало подозрение, что между ними существуют интимные отношения. Или все‑таки молодого человека сумели отпугнуть телохранители и то, кем является ее отец? А может быть, он увидел в этом шанс стать сотрудником КГБ и сделать там быструю карьеру? Или он принадлежал к новому поколению, которому просто на все наплевать? Ее дочь являлась одним из его представителей. В партию вступали, чтобы укрепить свое положение в обществе, а высокий пост отца давал ей широкие возможности при выборе интересной и хорошо оплачиваемой работы. Сейчас она сидела рядом с матерью, листая западногерманский журнал мод, который продавали теперь в Советском Союзе, и думала о том, каким туалетом поразить однокурсников по возвращении из Таллинна. Ей придется многому научиться, думала мать, вспоминая, что в восемнадцать лет мир представляет собой место, где горизонт может быть очень близок, а может быть и очень далек – в зависимости от настроения.
Едва они успели выпить кофе, как объявили о начале посадки на самолет. Но мать и дочь не спешили. Без них самолет не взлетит. Наконец, когда было объявлено о том, что посадка закончена, один служитель принес их пальто и шляпки, а другой вместе с телохранителями проводил к ожидающему у входа автомобилю. |