Вниз по склону текла масса еретической пехоты. Они примкнули к лазганам штыки и выглядели совершенно не дружелюбно.

— И то верно, — согласился Антон.

Он поднес винтовку к плечу, прицелился, выстрелил и упал в укрытие прежде, чем я успел запретить ему стрелять. Мы оказались отрезанными на склоне под цитаделью Рихтера, без явной поддержки, против целого полка еретиков, и, само собой, ему было просто необходимо привлечь к нам внимание.

— Нужно было привлечь их внимание? — Так я и спросил у него.

Он одарил меня идиотской ухмылкой:

— Глушитель на снайперской винтовке гасит пламя, а если еретики услышат выстрел в этом грохоте, значит, у них слух лучше, чем у анатарейской адской гончей.

Его уверенность заставила меня улыбнуться:

— Иногда мне кажется, что ты не так туп, как я думаю.

— Я тронут, — сказал он.

— А иногда у меня такое чувство, что ты еще тупее.

Он кивнул, встал и сделал еще один выстрел, затем еще и еще. Я рискнул высунуться из-за валуна и оглядеться по сторонам. В озаряемой огнем тьме, на таком расстоянии и без снайперского прицела я даже не увидел, во что он стрелял. Однако заметить врага было не так уж сложно.

На нас катилась настоящая орда, тысячи тысяч еретиков, вооруженных самым разным ручным оружием, которое я только мог себе представить. Они шагали в такт с громогласным барабанным боем, с бездумной коллективной волей насекомых, вылезающих на защиту улья. Мне вспомнились ходячие мертвецы, против которых мы сражались, и я понял, что не вижу особой разницы между ними и этими живыми солдатами. Еретики могли дышать, однако они казались такими же безмозглыми и безумно-отважными.

Вот только на поле битвы это не всегда преимущество. Бывают времена для отваги, а бывают времена для того, чтобы бежать, поджав хвост. Еретики наступали прямо на «Леманы Руссы». Орудия танков то и дело вспыхивали, выкашивая их ряды.

— Это безумие! — прокричал Иван. Я на мгновение задумался. Он был прав. Даже если еретики имели хотя бы ничтожную надежду уничтожить «Леман Русс», кто-то из них наверняка попытался бы приблизиться и забросать их гранатами. — У них нет ни шанса.

Вражеская полевая артиллерия продолжала поливать нас сверху, и внезапно я понял, что происходит.

— Им и не нужен этот шанс. Рихтеру, или кто ими командует, они не нужны живыми. Пехота просто отвлекает нас. Она должна оттянуть на себя внимание наших парней, пока их артиллерия делает свою работу.

— Разумный вывод, Лемюэль, — произнес Махариус.

Он вместе с Дрейком и отрядом его телохранителей залегли в воронках возле нас. Как инквизитор сумел вызвать штурмовиков? Должно быть, они находились неподалеку, раз отыскали нас в творящемся хаосе.

— Вы можете приказать танкам открыть ответный огонь.

— Могу, — сказал Махариус, — но тогда их захлестнет волна пехоты. Своей численностью и гранатами с мелта-бомбами они нанесут нам тяжелый урон.

Конечно, Махариус был прав, однако кое о чем он предпочел не упоминать. Сколь дисциплинированным ни был бы танковый экипаж, он бы никогда не стал игнорировать непосредственную угрозу, даже если бы ему приказали вести огонь по отдаленным батареям. Кто бы ни отдал приказ об этой самоубийственной атаке, он точно знал, что делает.

— Что нам делать? — спросил Дрейк.

— Все, что можем, — ответил Махариус. — Но приоритетная задача — заставить умолкнуть их орудия.

Артиллерия говорила голосами грома, а танки отвечали плюющимися копьями огня. Земля дрожала. Холодный воздух вихрился. Пение еретиков пульсировало. Махариус разговаривал по комм-сети.