– Зэк, три ходки, – определил Орлов. – Видно, ничему его не научила зона. Никакой жизни от этих сволочных людишек нет! – с досадой крякнул капитан и повернулся к Худякову: – Давай, лейтенант, рассказывай, как все произошло, как вы с железнодорожного вокзала попали сюда?

– Я со своим взводом находился на вокзале, – принялся с жаром рассказывать лейтенант, помогая себе резкими жестами рук, видимо, чтобы его слова лучше доходили до Орлова, который хмуро смотрел на него исподлобья и при этом усиленно думал о чем-то своем. – Ждали вечернего поезда, чтобы вернуться в часть, потому как бандиты на поезд не напали и нам здесь больше делать нечего. Вдруг слышим выстрелы. Я сам был на фронте и сразу смекнул, что стреляют из «Шмайсера». Думаю, дело нечисто, мы и побежали сюда. Смотрим, а тут бандюганы атакуют отдел милиции, перестрелка идет. А изнутри местный участковый один отстреливается. Если бы мы вовремя не подоспели, конец бы ему. Эти твари из него решето бы сделали. Вот и все.

– Участковый где? – спросил Орлов. Он оглядел испещренные пулями стены, потрогал перебитую автоматной очередью раму; хотел было заглянуть внутрь, но помешала решетка.

– У себя он, раненный… в голову.

– Понятно, – буркнул Орлов, резко повернулся на каблуках и широким шагом направился вокруг здания к входу, на ходу продолжая внимательно оглядывать прилегающую местность. – По всему видно, прознали, что готовится на них засада, вот и решили отомстить… Пока мы в лесу были, они здесь хотели по-быстрому свои бандитские делишки провернуть.

Белый как мел Сердюков, горестно сгорбившись, сидел на диване. Обхватив окровавленными руками голову, перевязанную красными от крови бинтами, он монотонно раскачивался, морщась от боли, и время от времени скрипел зубами.

– Вот сволочи, – невнятно бормотал он себе под нос, – чуть не застрелили к чертям собачьим. Прямо как вдругорядь родился.

Вошедший Орлов с сочувствием поглядел на милиционера, затем повел вокруг хмурым взглядом, пристально отмечая про себя изрешеченные пулями плакаты на стенах, простреленный портрет Сталина, валяющийся на боку стол, за которым, очевидно, прятался, отстреливаясь, участковый, гильзы от его ТТ, загустевшую лужицу крови на полу.

– Сердюков, – окликнул он милиционера, знакомого по совместной работе в органах, – рассказывай, как ты до такой жизни докатился?

– Чего тут рассказывать, – еще больше сморщился Сердюков то ли от неуместной шутки старшего оперуполномоченного, то ли от невыносимой боли в голове. – Сижу я, значит, за столом, документы оформляю… и не чую, что нахожусь под прицелом через окно. А потом выстрел! Пуля прямо возле виска свистнула, я слышал. Во как! Хорошо, промазал этот бандюган. Думаю, солнце ему помешало, стекло блеснуло, а он как раз в это время и пальнул. Я, конечно, сразу на пол, потом к двери на пузе подполз и сразу ее на задвижку. А потом такая пальба началась – мама не горюй. Отстреливался, пока патроны были; думал, уж каюк мне, а тут вон солдаты подоспели, дай им бог здоровья. Хорошо, что налетчики сразу в дверь не ломанулись. Должно быть, знали, что я на запоре ее держу на всякий случай, вот и не рискнули. А то бы… – Сердюков безнадежно махнул рукой и замолчал, уйдя в себя, все еще не веря, что обошлось. – Башку вот слегка задело.

– С их стороны были какие-нибудь угрозы? – спросил Орлов. – Ну там, типа, мы тебя… и так далее.

– Да как же не были-то?! – с горечью воскликнул Сердюков и даже содрогнулся от неприятных воспоминаний.