Встречать московских гостей Орлов, которому чужаки были как кость в горле, отрядил Федорова как человека во всех отношениях приятного, способного произвести на приезжих самое положительное впечатление. Однако строго-настрого наказал ему «языком чесать» умеренно.

– Слушаюсь! – залихватски козырнул подвижный как ртуть Федоров, довольный порученным делом, и тотчас ухал на автобусе с Заболотниковым к поезду.

По приезде в управление товарищи из МУРа ушли на встречу с генералом, туда же был неотложно вызван и Орлов.

Вернувшийся в отдел Васек принялся взахлеб рассказывать, поблескивая лихими светлыми глазами, – москвичи произвели на него сильное впечатление:

– Ребята приехали ушлые, палец в рот не клади – всю руку откусят и не подавятся! Вот что значит настоящие сыскари! Не успели приехать в наш город, как тут же бульдожьей хваткой вцепились в старшего лейтенанта Острикова из линейного отдела! Он, оказывается, прикрывал дежурную по станции, ту еще взяточницу. Чтобы гражданскому пассажиру или военному точно уехать, она вымогала у него деньги. Человек непременно должен был в военный билет, кроме литера, вложить еще и червонец. Теперь старлея как пить дать выпрут из милиции, еще заклеймят как преступный элемент со всеми вытекающими. Вот это я понимаю, работа!

– Мы сами можем не хуже сработать, – ревностно заметил Шишкин, не разделяя щенячьего восторга Васи, который, вместо того чтобы поддержать своих, встал на сторону приезжих.

– Не-е, – отчаянно замотал головой несогласный Федоров и решительно отмахнулся от Шишкина свернутой в трубку многотиражкой «Советский часовой» с только что опубликованной статьей об их отделе, – нам с ними тягаться не с руки.

– Слепой сказал: посмотрим, – не захотел мириться с его обидными словами всегда покладистый Шишкин, – а глухой сказал: послухаем.

Так, слово за слово, между приятелями едва не произошла ссора, но в этот самый момент в отдел вошел Орлов в сопровождении трех незнакомых человек.

– А вот и сами одушевленные предметы спора, – успел шепнуть Журавлеву Ваня Заболотников, сидевший неподалеку на шатком колченогом стуле, и тотчас принял самый серьезный вид.

– Прошу любить и жаловать! – громогласно объявил Орлов и широким жестом величественно повел рукой в сторону гостей. – Наши доблестные сыскари… из самого, – он многозначительно поднял к потолку указательный палец, – знаменитого на всю страну МУРа. Теперь у нас дела пойдут в гору.

– Орлов, кончай дурить, – поморщился один из вошедших, держа под мышкой потрепанный коричневый портфель с оторванной ручкой. На внешность он был ничем не примечательный, разве что имел непривычный в этих стенах интеллигентный вид. На бледном вытянутом лице, которое еще больше удлиняла острая бородка клинышком, как у Феликса Эдмундовича Дзержинского, выделялись очки в тонкой металлической оправе, безмерно увеличивая толстыми линзами близоруко щурившиеся глаза, умные и проницательные. А вот крупные смуглые кисти рук, покрытые коричневыми оспинами, торчавшие из коротких рукавов мятого серого пиджака, совсем не вязались с его интеллигентной наружностью, как будто они принадлежали другому человеку, всю жизнь тяжело трудившемуся в кузне, и в свое время пострадали от жарких окалин.

– Начальник нашей оперативной бригады капитан Макар Копылов, – торжественно представил его Орлов.

Макар по-свойски, как будто не первый год уже был знаком с тамбовскими сыщиками, с деликатной осторожностью, очевидно не желая причинить коллегам нечаянной боли, поочередно пожал им руки. На что уж у рослого Шишкина ладонь была широкая, как печная заслонка, но и она почти вся утонула в руке необычного гостя.