Изменить размер шрифта - +
Зеркало впитывало всё (до мельчайших подробностей) само по себе — на то оно и Зеркало. Весть — это помеченные  сведения о случившемся, выделенные магией из огромного количества непрерывно вбираемых хранилищем мудрости Вселенной следов непрерывно происходящего во всём Мироздании. И Весть не должна была остаться незамеченной — иначе зачем её посылать? Весть имела своего получателя — или получателей, — пусть даже его — или их — имена были неизвестны ни Хоку, ни Муэт. И Вестники работали, подсвечивая  заранее выбранные пласты Мирового Зеркала и ориентируя их точно на начало третьего тысячелетия от появления в умиравшем ныне Мире посланца Внешних, который затем был признан богом. Это походило на детскую игру, — если сравнение спасения семени Разума с игрой ростков‑малышей допустимо, — в которой солнечный зайчик отбрасывается блестящим прозрачным камешком с гладкой поверхностью или металлической пластиной в нужном направлении: туда, где его непременно заметят.

Избранные не замечали творившегося вокруг них самих — привычный мир Катакомб стал для них каким‑то далёким и почти нереальным. Только теперь Муэт и Хок смогли по достоинству оценить проявленную Матерью‑Ведуньей заботу — к вечеру, когда они выходили  из Зеркала, сил у них оставалось только друг для друга: сотворить даже простенькую еду или пополнить запас энергии напрямую самостоятельно молодые орты уже не сумели бы. Но еда для них заботами няньки  была приготовлена — орты не пренебрегают обычной пищей, как не пренебрегают издревле известными способами её добычи, — и маленький каменный грот в стене Большого зала Катакомб казался им настоящим дворцом. Да, дворцом, который создан только для них двоих; дворцом, наполненным до краёв мягкой и тёплой магией жилища двух любящих друг друга Настоящих Разумных. И здесь они оставались вдвоём — всё остальное на время переставало существовать.

Мать‑Ведунья и Отец‑Воевода (которых, как теперь знали Вестники, звали Азуль и Вермей) редко появлялись в зале. Их непосредственная помощь в Великой Волшбе так и не потребовалась, и Муэт с Хоком прекрасно понимали, что забот у Старших Магов народа гор более чем достаточно. Забота о Мире, которому, возможно, ещё только предстоит родиться — дело благое, но кому‑то же надо позаботиться и о Мире уже живущем, пусть больном, но не желающем умирать. В этом Мире оставался Город, и оставались его обитатели, отнюдь не отказавшиеся от своих планов и упрямо добивающиеся своего. Забота о будущем прошлого  лежала на плечах Избранных, а о будущем настоящего  заботились другие. Однако молодые орты Хок и Муэт не сомневались — как только они закончат то, ради чего их спасали ценой множества других жизней, Вестники вернутся к заботам дня сегодняшнего. Вернутся, чтобы разделить судьбу племени гор — какой бы она ни была. В конце концов, именно в настоящем — если Внешние не отвернут лик свой от неугомонных детей своих — должны были увидеть свет близнецы, ждущие назначенного срока в баюкающем их чреве ведуньи по имени Муэт…

Месяц спустя Избранные услышали размазанный во времени  первый отклик, неясный и слабый. Через день он повторился, затем ещё и ещё. Вестники проверили и перепроверили — нет, ошибки нет, Мировое Зеркало чётко отметило след получения  Вести кем‑то в прошлом их Мира, на стыке тех самых тысячелетий. Один Настоящий Разумный сумел заметить блеск тревожного костра  , или же их нашлось несколько, определить было трудно, но то, что на меченый слой  обратили внимание, сомнений не вызывало. Конечно, поднять тревогу ещё не означает предотвратить беду — слишком часто души и сердца почему‑то остаются глухи, — но дальнейшее уже не зависело ни от Муэт, ни от Хока, ни от Старших, ни от кого бы то ни было вообще, включая даже Внешних. Это только в мифах всех времён и народов добрые (или злые) боги и маги всё делают за детей своих, а на самом‑то деле дети сами определяют свою судьбу…

Мать‑Ведунья, получив известие о прохождении  Вести, так и сказала:

— Ну что ж, мы всё сделали для них — как в своё время Внешние всё сделали для нас.

Быстрый переход