|
Привычки сибарита и вечные поиски симпатичных молодых людей никак не поднимали Яковизия в глазах его сурового и аскетичного родственника. — Ты, я смотрю, никак не остановишься. Только больше стал за мальчиками гоняться.
Яковизий снова забулькал.
«Наоборот, ваше величество, — написал он. — Теперь они за мной гоняются».
Крисп хотел было посмеяться, но, глянув на собеседника, раздумал.
— Благим богом клянусь, ты всерьез, — проговорил он. — Но как — почему? Не хотел бы вас обидеть, превосходный господин, но вы меня ошеломили.
Яковизий в ответ написал большими буквами одно-единственное слово: «УНИКУМ». Ухмыльнулся, показал на себя и написал еще:
«Где они второго такого найдут? Вот и вешаются на шею».
Крисп не знал, смеяться ему или кривиться. От выбора его избавил вошедший в палату Барсим.
— Прошение на имя вашего величества, — сказал вестиарий, протягивая пергаментный свиток на подносе. — От монаха Гнатия. — Ничто в голосе евнуха не выдавало, что когда-то Гнатий носил и более почетный титул.
— Легок на помине, — Крисп принял свиток, и Барсим вышел.
Император глянул на Яковизия:
— Хочешь послушать?
Яковизий кивнул.
— «От смиренного, грешного и раскаявшегося монаха Гнатия его сиятельному императорскому величеству Криспу, Автократору видессиан привет!» — прочел Крисп и фыркнул. — Да уж, стелет он мягко.
«Придворный», — написал Яковизий, так, словно это все объясняло.
— «Нижайше молю ваше императорское величество, — продолжил Крисп, — даровать мне великую милость, разрешив мне прервать на краткий срок заточение в монастыре, посвященном памяти святого Скирия, дабы мог я насладиться встречею с вами и ознакомить ваше императорское величество с плодами исторических исследований моих, продолжаемых по указанию вашему, ибо оные летописи, несмотря на древность их, сведения содержат весьма важные и с нынешним состоянием дел видесских связь несомненную имеющие». Крисп отложил пергамент. — Уф! Если я в его прошении разобраться не могу, с чего бы его историческим трудам оказаться понятнее?
«Гнатий не дурак», — напомнил Яковизий.
— Знаю, — раздраженно ответил Крисп. — Так почему он меня за дурака принимает? Наверное, это какой-то хитрый план побега. Я моргнуть не успею, как наш дорогой Гнатий будет шляться по всей стране, пока его не поймают, проповедовать против Пирра и сеять раздоры среди священников. Только смуты в церквях мне не хватало к Арвашу. Это прямая дорога к гражданской войне.
«Так ты его не примешь?» — осведомился Яковизий.
— Нет, богом благим и премудрым клянусь. — Крисп повысил голос:
— Барсим, будьте добры, перо и чернила!
Получив письменные принадлежности, он нацарапал на краю свитка «ЗАПРЕЩАЮ — К. «буквами еще больше тех, которыми Яковизий обозначил себя уникумом. Свернув пергамент, он вернул его Барсиму.
— Проследите, чтобы это передали назад монаху Гнатию, — приказал он. В его устах титул бывшего патриарха прозвучал намеренно презрительно.
— Будет сделано, ваше величество, — ответил вестиарий.
— Благодарю, Барсим. — Постельничий собрался уходить, и Крисп добавил:
— И когда закончите с этим, пришлите нам что-нибудь из кухни. Неважно что, но я хотел бы перекусить. А вы, превосходный господин?
Яковизий кивнул. «И вина, почитаемый господин, с вашего позволения», — написал он и показал табличку Барсиму. |