Роджер смел бумаги и книги с одного из кресел и стал неуклюже наливать какой-то напиток из графина в стаканы, чтобы предложить нам выпить.

— Комната в страшном беспорядке. Видите ли, я собрался уезжать. Разбирал старые документы. Скажите, когда будет достаточно, — произнес он, наливая напиток в стаканы. Инспектор отказался от стаканчика, а я с удовольствием согласился выпить. — Вы должны извинить меня за то, что я наговорил, — сказал он, подавая мне стакан, но обращаясь к Тавенеру. — Я не смог совладать с собой.

Он оглянулся почти виновато, но Клеменси не было, она не вошла вместе с нами в эту комнату.

— Моя жена — чудесная женщина, — продолжал Роджер. — Все это время она держалась просто превосходно! Не могу передать вам, как я восхищаюсь этой женщиной. А ведь она так много пережила в жизни… такое ужасное время. Об этом стоило бы рассказать вам. Я имею в виду период до нашей женитьбы. Ее первый супруг был незаурядным человеком… обладал умом… но был весьма слаб здоровьем… у него был туберкулез… По-моему, он занимался какой-то важной исследовательской работой в области кристаллографии. Работа плохо оплачивалась и требовала большого напряжения сил, но он не сдавался. Она тоже работала до изнеможения, практически содержала его, зная при этом, что дни его сочтены. Но никогда не жаловалась… никогда и словечка не проронила о том, как она измучилась. Наоборот, всегда говорила, что счастлива. Потом он умер, и она осталась в крайне стесненных обстоятельствах. Наконец она согласилась выйти за меня замуж. Я радовался тому, что имел возможность дать ей какой-то отдых, немножко счастья… так хотел, чтобы она бросила работу, но она, конечно, считала своим долгом работать в военное время и, по-видимому, до сих пор считает, что должна продолжать свое дело. Однако она превосходная жена… любой может позавидовать, какая у меня жена. Господи, как же мне повезло! Я готов ради нее на все.

Тавенер с пониманием со всем согласился. Затем вновь возвратился к стандартным вопросам:

— При каких обстоятельствах вы услышали о том, что отцу стало плохо?

— Прибежала Бренда и позвала меня. Сказала, что отцу плохо, что у него, наверное, удар. А я ведь разговаривал с отцом всего полчаса назад. Он был в полном порядке. Я поспешил туда. Лицо у отца посинело, он судорожно хватал ртом воздух. Я бросился к Филипу. Он позвонил доктору. Я… мы ничего не смогли сделать. Конечно, в тот момент у меня и в мыслях не было, что здесь что-то нечисто… Нечисто? Я сказал «нечисто»? Господи, ну и слово выбрал!

Не без труда мы с Тавенером выбрались из насыщенной эмоциями атмосферы жилища Роджера Леонидиса и оказались наконец за дверью на втором этаже.

— Уф-ф! — перевел дух Тавенер. — Какой контраст с младшим братом! — И добавил неожиданно и как-то без связи со всем предыдущим: — Любопытная штука — комнаты… Могут столько рассказать о своих обитателях.

Я согласился с ним, и он продолжал:

— Любопытно и то, какие несхожие между собой люди соединяются в браке, не правда ли?

Я не вполне понял, кого он имел в виду: Роджера с Клеменси или Филипа с Магдой. Его слова в равной степени подходили к обеим супружеским парам. И все же мне казалось, что оба эти брака можно было бы отнести к категориям счастливых. По крайней мере в отношении брака Роджера и Клеменси это не вызывало сомнений.

— Мне кажется, что он не похож на отравителя, а вам? — спросил Тавенер.

— На первый взгляд не похож.