София вздрогнула.

Тавенер внимательно осмотрел пол. На нем было несколько вмятин.

— Похоже, что кто-то сначала попробовал как это будет… куда этот камень упадет… Звук падения в доме не слышали?

— Никто ничего не слышал. Никому из нас и в голову не приходило, что что-то могло случиться, пока я не вышла и не обнаружила ее лежащей вниз лицом… в самой неуклюжей позе, — сказала София прерывающимся голосом. — А волосы были в крови.

— Это ее шарф? — Тавенер указал на клетчатый шарф, валявшийся на полу.

— Да.

Он прихватил шарфом кусок мрамора и осторожно поднял его.

— На нем могут быть отпечатки пальцев, — сказал он, но в голосе его не прозвучало большой надежды. — Хотя, мне думается, тот, кто это сделал, наверняка принял все меры предосторожности. — Он обернулся ко мне. — Что вы там разглядываете?

Я смотрел на деревянный кухонный стул со сломанной спинкой, который валялся там среди прочего хлама. На его сиденье виднелось несколько комочков земли.

— Любопытно, — сказал Тавенер. — Кто-то вставал на этот стул грязными ногами. Зачем бы это могло понадобиться? — Он задумчиво покачал головой. — В котором часу вы нашли ее, мисс Леонидис?

— Было, наверное, пять минут второго.

— А нянюшка видела, как она проходила через кухню примерно за двадцать минут до этого. Не знаете ли вы, кто до случившегося побывал в сарайчике?

— Не имею понятия. Возможно, сама Джозефина. Насколько мне известно, она каталась на двери сегодня утром после завтрака.

Тавенер кивнул.

— Значит, кто-то установил западню в период с того момента до без четверти час. Вы говорите, что этот кусок мрамора служил упором для парадной двери? Не припомните ли, когда он исчез оттуда?

София покачала головой.

— Сегодня ту дверь не оставляли открытой: было слишком холодно.

— Не можете ли сказать мне, где находился каждый из членов семьи в утренние часы?

— Я выходила на прогулку. Юстас и Джозефина были на занятиях до половины первого… с перерывом в половине одиннадцатого. Отец, думаю, все утро провел в библиотеке.

— А ваша мать?

— Когда я вернулась с прогулки, она только что появилась из спальни… было четверть первого. Она встает поздно.

Мы вернулись в дом. Следом за Софией я отправился в библиотеку. Филип с побелевшим осунувшимся лицом сидел на своем обычном месте. Магда тихо плакала, уткнувшись к нему в колени.

— Из больницы еще не звонили? — спросила София.

Филип покачал головой.

Магда всхлипнула.

— Почему они не позволили мне поехать с ней? Моя детка… моя смешная безобразная детка… А я еще говорила ей, что мне ее, наверное, подменили, что она не мой ребенок, и выводила ее из себя! Как я могла так жестоко относиться к ней? А теперь она умрет. Чувствую, что она умрет.

— Успокойся, дорогая, — сказал Филип, — успокойся.

Я почувствовал себя лишним в этой семейной сцене, где перемешивались тревога и горе. Незаметно выйдя из комнаты, я отправился искать нянюшку. Она сидела в кухне и тихо плакала.

— Это бог покарал меня, мистер Чарльз, за то, что плохо думала о ней. Да, да, это божья кара…

Я даже не попытался понять, что она имела в виду.

— В этом доме поселилось зло. Именно так. Я не хотела видеть этого, не хотела верить этому. Но когда увидишь собственными глазами, так поверишь! Кто-то убил хозяина, и наверняка тот же самый человек попытался убить Джозефину.