- Постойте, сударыня! Давайте разберемся, - возразил швейцарец,
глубокомысленно жуя кончик сигары. - Может быть, во всем виновата злая
судьба этого человека. Может быть, он сделался жертвой обстоятельств. Весьма
вероятно, что в нем заложены добрые основы, и мы просто не умеем их
обнаружить. Философическая филантропия учит...
Это устрашающее выражение было встречено в кружке у печки ропотом
недовольства. Даже игроки в домино подняли головы, словно протестуя против
того, чтобы философическая филантропия хотя бы на словах внедрялась в
"Утреннюю Зарю".
- А да ну вас с вашей филантропией, - вскричала бойкая хозяйка и с
удвоенной энергией закивала головой. - Лучше послушайте меня. Я всего только
женщина. И ничего я знать не знаю о вашей философической филантропии. Но я
кой-чего повидала на своем веку, и то, что мне пришлось видеть собственными
гладами, я знаю хорошо. И позвольте сказать вам, друг мой, есть на свете
люди (не только мужчины, но и женщины, к сожалению), в которых никаких
добрых основ нет. Есть люди, которые ничего, кроме гнева и ненависти, не
заслуживают.
Есть люди, с которыми нужно поступать как с врагами рода человеческого.
Есть люди, у которых нет сердца, и потому их нужно истреблять, как диких
зверей, чтобы не мешали жить другим. Таких людей, я надеюсь, не много, но
они есть, и я сама на своем веку встречала их, даже здесь, в нашей маленькой
"Утренней Заре". И я твердо знаю: этот человек - как бишь его, я забыла имя,
- он тоже из их числа.
Горячая речь хозяйки была принята в "Утренней Заре" с полным
сочувствием; а между тем где-нибудь поближе к Англии у людей, вызвавших ее
неразумный гнев, нашлось бы немало сердобольных защитников, которым эта речь
понравилась бы несравненно меньше.
- И знаете что? - продолжала хозяйка, отложив работу и встав, чтобы
взять тарелку с супом из рук мужа, показавшегося на пороге кухни, - если
ваша философическая филантропия готова отдать нас на милость подобных людей,
потворствуя им на словах или на деле, не нужна она нам тут, потому что грош
ей цена.
В то время как она ставила тарелку перед успевшим уже переменить позу
гостем, он пристально взглянул ей в лицо, и усы его вздернулись кверху, а
нос загнулся книзу.
- Ну, хорошо, - сказал швейцарец, - оставим это и вернемся к нашему
разговору. Так вот, господа, когда этому человеку был вынесен оправдательный
приговор, в Марселе и стали говорить, что дьявола выпустили на волю. Вот
откуда пошло это выражение, и ничего другого оно не означает.
- Как же его фамилия? - спросила хозяйка. - Биро, что ли?
- Риго, сударыня, - поправил ее высокий швейцарец.
- Вот, вот! Риго.
За супом последовало мясное блюдо, а потом овощи. Путник съел все, что
было подано на стол, допил вино из бутылки и спросил еще стакан рому; а
когда принесли кофе, закурил папиросу. |