Не раз арестанты, свидетели такой сцены, шутили,
что тюремный сторож обманул природу, оставшись холостяком, тогда как был
создан ею для роли отца семейства. На что, впрочем, он неизменно отвечал:
"Нет уж, покорно благодарю; довольно мне того, что я вижу здесь чужих
ребятишек".
Никто не мог бы с точностью определить, когда, в какую именно пору
своего детства, крестница тюремного сторожа начала понимать, что не все люди
на свете живут взаперти в узких дворах, окруженных высокой стеной с
железными остриями наверху. Но еще совсем, совсем крошечной девочкой она
каким-то образом сумела подметить, что отцовская рука всегда разжималась и
выпускала ее ручонку, как только они подходили к воротам, отпиравшимся
ключом ее крестного, и что отец никогда не делал шага дальше этой границы,
которую ее легкие ножки перебегали без всяких помех. И, может быть, именно
это открытие впервые заставило ее взглянуть на него с жалостью и
состраданием.
Дитя Маршалси и дитя Отца Маршалси, она полна была жалости и
сострадания ко всем, кто в этом нуждался; но лишь когда она смотрела на
отца, во взгляде ее появлялось еще что-то, похожее на заботу. Сидела ли она
в караульне у своего друга и крестного, возилась ли в комнате, где жила
вместе со всей семьей, бродила ли по тюремному двору - выражение жалости и
сострадания не покидало ее лица. С жалостью и состраданием смотрела она на
свою капризницу-сестру, на бездельника-брата, на высокие голые стены, на
невзрачных узников этих стен, на тюремных ребятишек, которые с шумом
носились по двору, гоняя обручи или играя в прятки, причем "домом" в этой
игре служила железная решетка внутренних ворот тюрьмы.
Иной раз в теплый летний день она вдруг глубоко задумывалась, устремив
взгляд на небо, синевшее за переплетом окна караульни, и так долго и
пристально смотрела туда, что, когда, наконец, отводила глаза, перед ними
по-прежнему маячил переплет, только светлый, и лицо ее друга-сторожа
улыбалось ей словно из-за решетки.
- О чем задумалась, малышка? - спросил ее сторож в одну из таких минут.
- Верно, о полях?
- А где это поля? - в свою очередь спросила она.
- Да, пожалуй, вон там... - сказал сторож, довольно неопределенно
указывая куда-то своим ключом. - В той стороне.
- А есть там человек, который открывает и закрывает ворота? Поля тоже
запираются на ключ, да?
Сторож пришел в замешательство.
- Гм! - промолвил он. - Не всегда.
- А там красиво, Боб? - Она звала его Бобом по собственному его
настоянию.
- Очень красиво. Полно цветов - и лютики, и маргаритки, и эти, как
их... - сторож запнулся, будучи не слишком силен в ботанической
номенклатуре, - и одуванчики, и всякая всячина. |