Изменить размер шрифта - +
Не раз арестанты, свидетели  такой  сцены,  шутили,
что тюремный сторож обманул природу, оставшись  холостяком,  тогда  как  был
создан ею для роли отца семейства. На что, впрочем,  он  неизменно  отвечал:
"Нет уж, покорно благодарю; довольно  мне  того,  что  я  вижу  здесь  чужих
ребятишек".
     Никто не мог бы с точностью определить,  когда,  в  какую  именно  пору
своего детства, крестница тюремного сторожа начала понимать, что не все люди
на свете  живут  взаперти  в  узких  дворах,  окруженных  высокой  стеной  с
железными остриями наверху. Но еще совсем,  совсем  крошечной  девочкой  она
каким-то образом сумела подметить, что отцовская рука всегда  разжималась  и
выпускала ее ручонку, как  только  они  подходили  к  воротам,  отпиравшимся
ключом ее крестного, и что отец никогда не делал шага дальше  этой  границы,
которую ее легкие ножки перебегали без всяких помех. И, может  быть,  именно
это  открытие  впервые  заставило  ее  взглянуть  на  него  с   жалостью   и
состраданием.
     Дитя  Маршалси  и  дитя  Отца  Маршалси,  она  полна  была  жалости   и
сострадания ко всем, кто в этом нуждался; но  лишь  когда  она  смотрела  на
отца, во взгляде ее появлялось еще что-то, похожее на заботу. Сидела ли  она
в караульне у своего друга и крестного, возилась  ли  в  комнате,  где  жила
вместе со всей семьей, бродила ли по тюремному двору - выражение  жалости  и
сострадания не покидало ее лица. С жалостью и состраданием смотрела  она  на
свою капризницу-сестру, на бездельника-брата, на  высокие  голые  стены,  на
невзрачных узников  этих  стен,  на  тюремных  ребятишек,  которые  с  шумом
носились по двору, гоняя обручи или играя в прятки, причем  "домом"  в  этой
игре служила железная решетка внутренних ворот тюрьмы.
     Иной раз в теплый летний день она вдруг глубоко задумывалась,  устремив
взгляд на небо, синевшее  за  переплетом  окна  караульни,  и  так  долго  и
пристально смотрела туда, что, когда, наконец, отводила  глаза,  перед  ними
по-прежнему  маячил  переплет,  только  светлый,  и  лицо  ее  друга-сторожа
улыбалось ей словно из-за решетки.
     - О чем задумалась, малышка? - спросил ее сторож в одну из таких минут.
- Верно, о полях?
     - А где это поля? - в свою очередь спросила она.
     - Да, пожалуй, вон  там...  -  сказал  сторож,  довольно  неопределенно
указывая куда-то своим ключом. - В той стороне.
     - А есть там человек, который открывает и закрывает ворота?  Поля  тоже
запираются на ключ, да?
     Сторож пришел в замешательство.
     - Гм! - промолвил он. - Не всегда.
     - А там красиво, Боб?  -  Она  звала  его  Бобом  по  собственному  его
настоянию.
     - Очень красиво. Полно цветов - и лютики,  и  маргаритки,  и  эти,  как
их...  -  сторож  запнулся,  будучи  не   слишком   силен   в   ботанической
номенклатуре, - и одуванчики, и всякая всячина.
Быстрый переход